Аномалия Шарли
Шрифт:
Но я все еще могла смотреть на это весь день.
— Вот. Видишь? — она покрутила свернутую бумагу между пальцами. — Красиво и плотно. Теперь нам осталось его зажечь.
Она держала бумагу между губами и взяла наполовину обгоревшую палку с края костра. Пламя, вырывающееся из угольков, быстро охватило бумагу; с его конца ленивым потоком вылетал дым.
Анна закрыла глаза и сделала глубокий вдох, сморщив рот вокруг самокрутки. Когда она, наконец, выдохнула, из обеих ее ноздрей вырвался белый дым. Он танцевал на ее
— Хорошо, теперь твоя очередь.
Я взяла самокрутку осторожно.
— Что я делаю?
— Вдохни и задержи дыхание как можно дольше. Затем выдохни.
— Как это будет ощущаться?
Анна пожала плечами.
— Это немного отличается у всех, но большинство людей просто чувствуют себя спокойно.
Звучало не так уж плохо. Я делала так, как говорила Анна, и мне удалось задержать дыхание на три секунды, прежде чем я закашлялась.
— Эй, неплохо! — Анна взяла самокрутку у меня из рук и, смеясь, похлопала меня по спине. — Выгони все это сейчас — вот и все.
Мне понадобилось полминуты, чтобы очистить легкие от дыма. Но даже после того, как я закончила кашлять, Анна не убрала руку. Вместо этого она набросила ее мне на плечи.
— Вау, это не здорово, — сказала она, быстро понюхав под мышкой. — Мне нужно помыться.
Я не думала, что она воняла: она пахла влажной землей и немного дымом.
— Можешь оставить, — сказала я, когда она попыталась пошевелить рукой.
Анна приподняла брови.
— Уверена? Я не хочу сбить тебя с ног.
— Да, я уверена, — сказала я со смехом.
Меня это не беспокоило. Я думала, что буду переживать, но нет. Ужасного ощущения, что я попала в ловушку, как когда Брендон держал меня за руку, не было. Может, потому, что Анна не сжимала мою грудь и не смотрела на мое тело так, будто хотела его разрезать.
Может, я была не против того, что она держала меня, потому что на самом деле ничего не изменилось: мы по-прежнему говорили о вещах, как и раньше, по-прежнему задавали вопросы и обменивались ответами.
Может, все было в порядке, потому что я знала, что она не причинит мне вреда.
А, может, это был дым.
— Твою…
— Ах, наконец-то добралось до тебя, да?
Анна рассмеялась, когда я прислонилась к ней сбоку. Обычно я не прижималась на кого-то так, но я чувствовала себя в облаке — облаке, которое я получала от запаха клея Уолтера, за исключением того, что это облако было не только в моей голове.
— Я не чувствую пальцев на ногах, — буркнула я. Потом, после панической мысли. — У меня есть пальцы на ногах…? Или я не забрала их?
— Откуда забрала?
— Из магазина пальцев ног.
Мое тело сотряслось от хихиканья Анны.
Где-то глубоко в единственном безоблачном уголке моего разума часть меня кричала: нет никакого магазина пальцев ног, дура! Но я знала,
Я просто хотела посидеть с Анной и поговорить.
— Что, если бы жизнь была такой? — сказала она через мгновение. По тому, как она говорила, я могла сказать, что дым, должно быть, попал в нее: она звучала так же туманно, как и я. — Что, если бы можно было зайти в какой-нибудь магазин и выбрать, как ты хочешь выглядеть?
— Ты можешь: это называется формой предпочтения.
— Что?
— Ладно, ладно — смотри, — буркнула я, пытаясь сесть прямо. — Смотри.
— Я смотрю, тупица, — сказала Анна с оттенком веселья.
Но почему-то мне этого было мало: я схватила ее под подбородок.
— Смотри, это называется форма предпочтения. Больница дает ее, когда выигрываешь в лотерею для детей. А ты — ты заполняешь эту форму и можешь сделать своего ребенка похожим на кого угодно, — я махнула рукой так, что чуть не упала, — на кого угодно.
— Детская лотерея? — я ощущала, как Анна хихикала под моей ладонью; чувствовала ее горло, пока оно скользило под кончиками моих пальцев. — Откуда ты взяла эту хрень?
— Это не чушь. Это реально.
— О, угу, — ее рука скользнула вниз, обвила мою талию. — И ты можешь сделать их похожими на что угодно?
— Что угодно.
— И можно попросить оранжевые глаза?
— Конечно! Ну, я имею в виду, ты можешь попробовать, но это не всегда срабатывает, — я указала на свое лицо для примера. — Мои родители определенно не заказывали это.
— Ой, я думаю, ты милая.
— Да? Ну, Говард говорит, что я выгляжу так, будто кто-то сделал меня с тремя дополнительными порциями уродства.
Слова Анны были так сдавлены от смеха, что я едва могла их разобрать:
— Кто такой Говард?
— Он из Лаборатории — начальник отдела планирования. И он… плохой.
Что-то изменилось. Облако, которое заставило меня чувствовать себя такой спокойной и светлой, внезапно погасло. Он сжалось вокруг моей головы, сдавило до боли.
— Чем он плох?
Голос Анны доносился за тысячу миль. Кто знал, сколько времени потребовалось, чтобы эти слова достигли меня? Она могла говорить много лет назад.
— Он ищет меня, — услышала я свой голос. — Меня ищут.
Я не знала, кто они. Не знала, почему я это сказала. Мое тело качалось, когда перед моими глазами проносилась головокружительная буря картин, размывая то, что я знала, в мире, который я видела только во снах.
— Они… хотят что-то от меня…
Моя рука коснулась моей головы. Какое-то время я ощущала все: гул мыслей, которые бурлили у меня под черепом; кончики гладких белых костей внутри моих пальцев боролись с плотью; воздух между моим скальпом и этими микроскопическими гребнями…