Аномалия
Шрифт:
– Не стоит благодарностей. Передвигай ногами чуть быстрее. Я хочу закончить работу до пяти. На будущее: твое время работы с пациентом ограничено. Деду скучно и некому рассказать про огород, геморрой и как он раньше окучивал баб. Но ты не его платная сиделка. Так может продолжаться полдня. Поэтому свой язык надо высовывать не только, когда пререкаешься со мной. Если сразу не поставишь себя с такими пациентами строго, но вежливо, они сядут тебе на шею. И в момент, когда ты реально не сможешь выслушать, как у него муравьи съели цветы,
Из-за речи Потапова, которая в общем-то, как бы мне ни хотелось признавать, вполне правдива, я не замечаю, как мы перешли через переход к лифтам к другому корпусу.
– А мы куда?
– На консультацию. Вперед, – пропускает меня первой в лифт.
И стоит дверцам лифта начать закрываться, как в проеме появляется рука. Женская и слегка пухленькая. Сильно слегка. Первой в лифте появляется тележка, а вслед за ней беременная грузная женщина. Примерно такая же как я. Только помноженная на три. Надо при этом видеть лицо Потапова.
– Женщина, у нас лифты старые. Он может встать из-за перегруза. Дождитесь следующего.
Ноль на массу. Двери лифта закрываются, и мы поднимаемся на наш этаж. Ну если быть точной, не совсем наш. И не совсем поднимаемся. Мы застреваем!
С каждой секундой у меня нарастает паника не только от боязни замкнутого пространства, но и от действий беременной, как оказалось, глухонемой женщины. Она хватается за живот и начинает, в прямом смысле, метаться по лифту, пока Потапов с раздражающим меня спокойствием связывается в диспетчером. Беру телефон и понимаю, что связи нет. Этого еще не хватает.
– Если честно, думаю, нам пиздец, – невозмутимо бросает аномальный.
– В смысле?
– В прямом. Когда он застрял в прошлый раз, механики вызволяли пассажиров три часа.
– Ну, на три часа нам хватит воздуха даже в такой жаре. В противном случае ты залезешь в шахту лифта и как супергерой вызволишь нас.
– Нас?
– Ну сначала меня, потом ее. Потому что если сначала ее, ты сорвешь спину и потом на меня тебя не хватит.
– Я отдаю тебе право быть героиней.
– Ну тогда сегодня страна не узнает о герое Сереже Потапкином.
– Замолкни.
Потапов, несмотря на явную неприязнь к женщине, из-за которой мы здесь застряли, принимается не только ее успокаивать, но и вести себя исключительно как врач. Может, ей и на фиг не сдалось измерять пульс и выслушивать сердце, но ее это несомненно отвлекает.
Беру блокнот из ее сумки и пишу интересующие меня вопросы. Дело набирает пренеприятнейшие обороты. Мало того, что тридцать восьмая неделя и тянет живот, так еще и четвертые роды. Ну и вишенка на торте – на полу лифта теперь красуется лужа.
– Скажи, что она просто не выдержала и пописала.
– Скажу. Отлить хочу я, а у нее отошли воды.
– Гергердт. Сначала я хочу услышать какая у тебя оценка.
– Тройбан. И то только за красивые глаза. Писькины предметы я безбожно прогуливал.
– У меня тоже тройка, – поднимаю на него взгляд и смотрю прямо в эти и вправду красивые глаза.
– Не звезди. Ты на красный диплом идешь. Роды будешь принимать ты, если она решит здесь родить. Тем более ты только-только сдала экзамен по акушерству и гинекологии. У нее в тележке не только одноразовые пеленки есть, но и водка для мужа. Обработаешь свои перчатки и проверяй что там надо.
– А ты вообще врач со стажем. Вот ты и проверяй, и принимай.
– Но не генитальный.
– Но ты же явно чаще, чем я, пихаешь туда руки, когда с кем-то сношаешься.
– Руки?
– Ну пальцы. Вот и проверь раскрытие ее шейки матки. У тебя опыта всяко побольше в женских гениталиях, чем у меня.
– Мы торговаться с тобой будем?
– Ну давай хоть на камень, ножницы, бумага?
– Давай, – неожиданно соглашается он.
Мы можем очень долго так играть и всякий раз будет ничья. Не знаю, как у нас это получается, но результат налицо.
– У меня мама гинеколог. На дух не переношу все, что с этим связано. Я всегда обходил стороной все эти влагалищные истории. И я не хочу это нарушать.
– Поняла. Давайте так, Сергей Александрович, если признаете, что боитесь, что после этой влагалищной истории ваш якорь не сможет подняться, так уж и быть, рулить буду я, – молчит, прожигая меня взглядом. – Ну раз не признаете. Будем вместе познавать сие таинство.
Наверное, если бы не эта ситуация, я бы жуть как паниковала. Но именно страх Потапова меня забавляет. Приятно знать, что что-то может вывести его из равновесия.
Мы кое-как укладываем мечущуюся женщину на пеленки, так чтобы она оперлась спиной о спинку лифта, но положение, мягко говоря, неудобное.
– У тебя телефон тоже не ловит?
– Неа. Знаешь в чем проблема?
– Догадываюсь, – наклонившись к женщине, с явным огорчением произносит Потапов. Кладет руку на ее живот и поднимает на меня взгляд. – У нее схватки. Надо засекать.
– Проблема в том, что у нее могут быть стремительные роды. Если память мне не изменяет, они до двух часов. А учитывая, что это у нее четвертые роды…
– А учитывая, что я снова с тобой в замкнутом пространстве, благо не в шкафу, это непременно закончится так же, как и поход за яйцами.
– Не каркай.
Собираюсь с духом и обрабатываю перчатки водкой. Усаживаюсь и развожу колени женщине. Капец как страшно. Бедные храбрые гинекологи.
– Ну что там?
– Что, что. Писька.
– Дай мне.
– Нет уж. Перчатки у меня.
Капец. Ну она точно родит здесь. Ладно роды, а что делать с пуповиной? По моим глазам Потапов понимает все без слов.