Аномия в России: причины и проявления
Шрифт:
Характеристики половозрастной структуры суицидов, а также совпадение суицидальных трендов с динамикой социального неблагополучия позволяют говорить о том, что в современной России явно превалируют два основных типа самоубийств. — «аномические» и «эгоистические» (по терминологии Э. Дюркгейма). Если первые вызываются дефицитом регулирования социальных процессов и нарушением ценностно-нормативного единства общества, то вторые — низким уровнем социальной интеграции и индивидуалистическими установками рыночной идеологии («бизнес — это война»).
Полуразрушенная экономика и отсталая социальная инфраструктура,
Здесь все сказано совершенно ясно и точно, подтверждено эмпирическими данными за шесть лет. Но российское общество и государство как будто «привыкли» к таким сообщениям и просто игнорируют их. О какой модернизации, о каком «креативном классе» может идти речь, когда половина молодежи страны находится в таком состоянии! Как могут молодые люди «с хорошей зарплатой» спокойно заниматься творческой работой в «силиконовой долине» Сколково рядом с массовым бедствием? Ведь это было бы духовной патологией. Ведь в современном обществе невозможно построить для этих креативных кадров башню из слоновой кости.
Как говорилось в главе 5, мощное воздействие на общественные институты оказало катастрофическое изменение — молниеносное и резкое обеднение большой части населения. Все жители России являются свидетелями и участниками этого бедствия, поэтому оно влияет на духовную сферу всех детей и подростков, включая тех, кто «выиграл» от реформы. Культурная травма коснулась всей молодежи, включая ее привилегированную часть. Вся система воспитания оказалась деформированной, и ее адаптация к аномальному состоянию общества требовала специальной и сложной программы, но эта задача в реформе даже не ставилась.
Бедность в России, созданная в мирное время в кратчайшие сроки политическими средствами, — необычное, неизученное явление. Оно не описано ни в советской, ни в западной социологии. Коротко коснемся лишь самых срочных и очевидных проблем.
Как говорилось выше, институционализация бедности произошла прежде всего в семьях с детьми. Вдумаемся: в 1990-е годы более половины семей, состоящих из двух работающих, не могла обеспечить минимально приемлемый уровень жизни даже одному ребенку!
Тяжесть культурной травмы во многом объясняется молниеносным и необъяснимым характером обеднения, а затем и необратимостью этой бедности для огромной массы людей. Н.М. Римашевская пишет: «Несмотря на повышение в 2003 году минимальной оплаты труда, она все еще составляет четверть от прожиточного минимума нетрудоспособного… Супружеские пары с 1-2 детьми, где двое взрослых работают, в советское время традиционно относились к средне- и высокообеспеченным слоям
Прошли 1990-е годы, настали тучные годы нефтедолларов, «средние» доходы выросли, начался потребительский бум. А благосостояние неполных семей в тучные годы резко упало [11]. И ведь в неполных семьях воспитывается почти половина российских детей. Произошла деформация общества гораздо более тяжелая, нежели обеднение: исключение из общества большой части населения. Как пишут, «наряду с крайней бедностью возникает межпоколенческая преемственность нужды». Это задает совершенно новое измерение в воспитании. Как обращаться с наставлениями к подростку, который чувствует, что обречен вечно пребывать в «низшем классе»?
В 2004 году Н.М. Римашевская так описывает возникновение порочного круга бедности: «Устойчивая бедность связана с тем, что низкий уровень материальной обеспеченности, как правило, ведет к ухудшению здоровья, деквалификации, депрофессионализации, а в конечном счете — к деградации. Бедные родители воспроизводят потенциально бедных детей, что определяется их здоровьем, образованием, полученной квалификацией. Социальные исследования устойчивости бедности подтвердили эту гипотезу и показали, что люди, «рождающиеся как постоянно бедные», остаются таковыми в течение всей жизни» [23].
Суть этого состояния излагается так: «Нисходящая мобильность ранее благополучных социальных слоев и распространение бедности на работающих стали признанными особенностями трансформирующейся России… С началом рыночных реформ 1990-х годов и развалом прежней системы жизнеобеспечения меняется характер бедности: из феномена жизненного цикла, обусловленного демографическими факторами, она становится явлением, тесно связанным с классовой позицией, этничностью и гендером. В сравнении с советскими временами сокращаются возможности мобильности в благополучные слои и создаются условия для формирования постоянной бедности…
Формируется реальная устойчивая группа постоянно бедных, характеризуемая крайней бедностью, исключением с рынка труда и из системы социальной защиты. Именно социальное исключение является механизмом формирования постоянной и глубокой бедности… Апогеем исключения становится атомизация индивидов — потеря связи с домашней экономикой (выпадение из семьи) и сетевой экономикой (родственного обмена)» [104].
Как показал ход реформы, для большинства обедневших семей их нисходящая социальная мобильность оказалась необратимой. Произошла сегрегация детей этих семей от благополучных слоев общества [104]. В 2004 году социологи делают такой вывод: «Чрезмерная поляризация общества, прогрессивное сужение социальных возможностей для наиболее депривированных его групп, неравенство жизненных шансов в зависимости от уровня материальной обеспеченности начнет в скором времени вести к активному процессу воспроизводства российской бедности, резкому ограничению возможностей для детей из бедных семей добиться в жизни того же, что и большинство их сверстников из иных социальных слоев» (курсив наш — Авт.) [20].