Аномия в России: причины и проявления
Шрифт:
Этим тенденциям ни Министерство образования, ни Министерство культуры не оказали никакого противодействия, что говорит об определенных установках в отношении воспитания детей и подростков. Это радикальная трансформация российской школы.
Когда в Петербурге проходила II Международная эротическая выставка, где, как подчеркивалось, «русские красавицы демонстрировали свои прелести», корреспондент «Независимой газеты» задал вопрос главному ее идеологу, уже упомянутому Льву Щеглову: «Какова цель выставки?» Тот ответил: «Формирование у населения эротической культуры, которая блокирует тоталитарность». Как видно, цели у этой Академии и у реформаторов
Кстати, реформа открывает еще одно уязвимое место в системе воспитания. Речь идет о подрыве традиционной шкалы нравственности под флагом либерализации отношения к гомосексуализму. Это не та либерализация, которая постепенно шла уже в СССР (де факто преследование гомосексуалистов происходило лишь в случае насильственных преступлений или растлении малолетних). Запад переживает волну политизации гомосексуализма под прикрытием доктрины мультикультурализма. Теперь эта волна подступает к берегам России.
Аномия — это удел не только обездоленных и обедневших. Культурная травма поразила все общество, хотя и в разных формах. Однако аномия представителей высшего среднего класса и богатых исследуется как особый феномен. Для ее проявления предложен термин парааномия. С.А. Кравченко считает даже, что ее изучение позволяет обосновать новую социологическую парадигму — настолько важные явления обнаруживаются при этой разновидности аномии. Эту разновидность он называет играизацией.
С.А. Кравченко пишет: «Играизация представляет собой внедрение принципов игры, эвристических элементов в прагматические жизненные стратегии, что позволяет формироваться новому типу социальной адаптации в условиях парааномии. В отличие от классической аномии, новых форм социальной патологии, возникших как результат «конкретного сочетания сил аномии и развития», парааномия предполагает стирание принципиальных различий между объективной и субъективной реальностью, нарушение целостного мира смыслов, размывание идентичностей, культурных целей и, соответственно, институциональных средств их достижения» [124].
Возникновение этой новой формы аномии С.А. Кравченко связывает с кризисом, который сопровождается резким усложнением общественных структур и процессов. Это усиливает культурную травму, которую испытывают предприниматели и менеджеры высшего звена, а также молодая элитарная интеллигенция.
Дело в том, что на культурную травму как следствие резкого слома социального и культурного жизнеустройства, испытываемую российским обществом, наложилось травматизирующее столкновение постмодерна с культурой советского индустриального общества. Это породило новые, необычные процессы (к ним относят возрастание сложности социокультурных структур, утрату гомогенности и стабильности групп, возникновение непредсказуемых флуктуаций).
С.А. Кравченко пишет: «Одной из коллективных реакций (при этом весьма существенной) на эти жизненные новации становится играизация… Используя терминологию Ж. Бодрийяра, можно сказать, что парааномия — это мир симулякров и симуляций, мир, в котором уничтожается соотнесенность знаков и слов с истинным положением дел. При этом общественная жизнь в целом все более приобретает хаотическое содержание, находящееся в процессе самоорганизации… Парааномия возникает, когда начинает размываться само представление о нормативности и девиации. Она естественное
С.А. Кравченко описывает проявления парааномии в политике, финансовой деятельности, управлении, СМИ, искусстве. Известные нам патологии этих сфер хорошо укладываются в предложенную им модель. Можно сказать, что речь идет об аномии элитарных слоев, но эта аномалия сильно воздействует на общество в целом. В частности, эту форму аномии С.А. Кравченко считает во многом ответственной за те регрессивные явления в культуре, о которых мы говорили выше и которые подробно описаны в социологической литературе последних двадцати лет.
Он пишет: «Межличностные связи освобождаются от зависимости внешних факторов — традиций, родства, материального обеспечения… Под влиянием симулякров и симуляций в играизированном обществе стираются различия между китчем и высоким искусством… В итоге современные россияне входят в культурный мир, в котором китч и высокие эстетические ценности трудно различить. Интимность, секс и сексуальность также оказались подвержены играизации… Российские уличные и газетные рекламы предлагают круглосуточный досуг, стриптиз, сексуальные релаксации на любой вкус…
Играизации сопутствует регрессия — переход к более низким, упрощенно-примитивным социальным действиям, что так или иначе способствует воспроизводству деструктивности. Регрессия может проявляться в самых различных формах — увеличении потребления алкоголя, табачных изделий, наркотиков, а также в том, что люди испытывают тягу к социальным действиям, связанным с повышенными рисками и мистикой… Словом, совершают массу действий с явно иррациональным компонентом…
Возникает социальный тип авантюриста, движимый жаждой игровой страсти, успеха любой ценой. Вместе с тем многие люди начинают ощущать себя марионетками. Есть опасение, что авантюристский и марионеточный типы людей могут распространяться в России как прямое следствие играизации. Индивид практически утрачивает внешние опоры, детерминирующие его поведение (авторитет, традиции, веру). Возникает дезориентированность, источник которой — разрыв преемственности, а также социальных и культурных традиций. В результате неуверенность, тревога становятся спутником жизни играизированного индивида, а субъективные кризисы, безрассудства, проявления деструктивности превращаются чуть ли не в норму.
Для играизированной ментальности характерен невиданный ранее индивидуализм, нравственная и моральная всеядность. Исчезает такое явление, как универсальная, общая для всех мораль. Соответственно, индивиды перестают быть плохими или хорошими, они становятся «морально амбивалентными». Прошлый опыт мало значит для играизации. Ныне играизация в нашей стране не встречает серьезного противодействия, распространяются ее наиболее антигуманные формы, поощряющие социальную безответственность по принципу «После нас — хоть потоп», жажду легкой наживы. Разумеется, индивиды с играизированной ментальностью не приемлют долгосрочной стратегии развития общества. Подобно макдональдизации, играизация порождает иррациональную рациональность. Люди, участвующие в играизированной деятельности, по существу, низводятся до технических ресурсов, что так или иначе способствует дегуманизации человеческих отношений» [124].