Анонимные грешники

Скетчер Сомма

Когда я встаю, Рори выжидающе смотрит на меня.

— Помоги мне найти его, и я улечу следующим рейсом с Побережья. Тебе больше никогда не придется беспокоиться о том, что я сорву твою сделку с Альберто. Я не переступлю черту на песке, — хрипло произношу я.

Каждое слово выходит натянутым, но я заставляю себя сохранять нейтральное выражение лица. Но я не могу удержаться и провожу рукой по ее подбородку, приподнимая его, чтобы она посмотрела на меня.

— Пообещай мне кое-что, Рори.

Я чувствую, как под моим большим пальцем бьется ее пульс.

— Что? —

шепчет она.

— Что мы найдем его до твоей свадьбы.

Она делает паузу.

— Почему?

— Потому что видеть тебя в помолвочном платье и так тяжело. Но увидеть тебя в подвенечном платье? — рычание вибрирует глубоко внутри меня. Я усиливаю хватку. — Это будет гребаной пыткой.

Несколько минут спустя я стою у подножия каменных ступеней, засунув руки в карманы, и смотрю, как Рори возвращается на вечеринку по случаю своей помолвки, унося с собой горькую часть меня.

Что-то шевелится за кустом, привлекая мое внимание.

— Кто там? — рычу я, снова доставая свой гребаный воображаемый пистолет.

Тор выходит из-за кустов, застегивая молнию на брюках. Он видит меня и останавливается, его взгляд сужается. Его взгляд устремляется вверх по лестнице как раз вовремя, чтобы заметить кусочек золотых волос Рори, исчезающих я в отеле.

Позади него из тени появляется блондинка, одергивает платье и хихикает. Она опирается на руку Тора, но он отмахивается от нее, не сводя с меня глаз.

— Иди наверх.

Она смотрит на него, потом на меня и обратно, и, не говоря ни слова, шатаясь, поднимается по лестнице, не сказав больше ни слова.

Тишина окутывает нас. Я стискиваю челюсти.

— Аврора хорошая малышка, — ледяным тоном говорит он. — А мой отец — мудак. Но не заставляй меня выбирать.

Мои зубы задевают нижнюю губу.

— Что ты хочешь этим сказать?

— То, что я уважаю тебя, Анджело. Ты был мне большим братом, чем когда-либо были мои собственные братья. И, черт возьми, Раф — мой лучший друг. Но дело в том, что Большой Ал — мой отец, — его кулаки сжимаются по бокам, глаза темнеют. — Не приставай к его девушке. Не заставляй меня выбирать.

Мы пристально смотрим друг на друга, кажется, несколько минут, прежде чем он поднимается по лестнице и возвращается на вечеринку.

Я должен был сказать ему, что до этого не дойдет. Ему не придется выбирать, потому что мы провели черту на песке.

Но в этом-то и фишка линий на песке. В конце концов они смываются, и вы не можете вспомнить, где вы их нарисовали. Но когда нет границ, нет линий, отгораживающих вас от мира, случаются плохие вещи. Случаются войны, случаются убийства. И я не могу, не хочу оставаться на Побережье, чтобы предотвратить их.

Поэтому, вместо того, чтобы нарисовать эту линию на песке, мне придется высечь ее в бетоне.

Глава двадцать вторая

—

Меня зовут Рори Картер, и я совершаю плохие поступки.

Едва слова слетают с моих губ, как ветер подхватывает их и уносит над неспокойным морем. Я произношу их не более чем шепотом, остро ощущая толпу всего в нескольких футах позади меня.

День всех святых. Первое воскресенье ноября, посвященное чествованию ушедших из жизни близких. Я уже произнесла небольшую молитву за свою маму, и теперь я нахожусь среди моря Висконти, которые приехали издалека, чтобы собраться у общей могилы родителей Анджело.

Собирается дождь. Облака низкие, цвета древесного угля, и в воздухе ощущается знакомая смесь влажности и статического электричества. Как только я поднимаю взгляд на ворону, пролетающую над головой, жирная мокрая капля падает мне на щеку.

За этим следует тяжелая рука, сжимающая мое плечо, и от того, как я вздрагиваю в ответ, у меня снова болят ребра. Этим утром Грета дала мне пригоршню обезболивающих вместе с «Я же тебе говорила», но они мало помогли заглушить боль. Она была права. Она говорила мне не делать кудрявые волосы на вечеринку по случаю помолвки, но я не послушалась. И, очевидно, этот маленький акт неповиновения стал причиной того, что Альберто столкнул меня с лестницы, как только мы вернулись в особняк.

Теперь он стоит рядом со мной, его пальцы впиваются в мою ключицу.

— Иди сюда, — рычит он мне на ухо. Гнев в его тоне — остатки вчерашнего вечера. От этого у меня по спине пробегает дрожь отвращения, и когда начинают падать новые ледяные капли, я закрываю глаза.

Меня зовут Рори Картер, и я могу совершить очень, очень плохой поступок.

Но, как всегда, я прикусываю язык и надеваю идеальную улыбку. Альберто накрывает зонтиком мою голову, обнимает толстой рукой за талию и ведет меня обратно к толпе скорбящих, останавливаясь перед могилой. Она прекрасна: высечена из мрамора и усыпана десятками свежих красных роз.

За ней священник разглаживает свои одеяния и неловко оглядывается в сторону, где женщина, которую я никогда не встречала, уже плачет. Рыдает под своей кружевной вуалью, сморкаясь в шелковый носовой платок.

— Господи, — бормочет Альберто себе под нос. — Только не снова, — затем его рука соскальзывает с моей талии, и он вкладывает зонтик мне в кулак. — Я постараюсь заткнуть ей рот, — ворчит он, выныривая под дождь и превращаясь в джентльмена. Он притягивает ее к себе и гладит по спине.

Всегда должен быть в центре внимания.

Тепло целует костяшки моих пальцев, когда кто-то берет ручку зонта из моих пальцев в свои. Мой взгляд падает на руку, которая теперь держит зонтик над нами обоими, и мое сердце сразу же замирает.

Так всегда бывает в присутствии Анджело.

— Она проделала тот же трюк на похоронах.

Не поднимая глаз, я прижимаю кулаки к груди.

— Кто она такая?

— Понятия не имею. Вероятно, троюродная мачеха двоюродного брата моей тети.