Аншлаг в Кремле. Свободных президентских мест нет
Шрифт:
Любопытно, что Путин предвосхищал вероятный конфликт. И на заседании Госсовета в начале июля 2004 года укоряет правительство: «Прекратите тянуть одеяло на себя. Дайте регионам те полномочия, которые будут способствовать их развитию». Что отчасти напоминает знаменитое ельцинское: «Возьмите суверенитета, сколько сможете переварить». Правительство как бы внимательно слушает президента Путина, и вносит проект закона прямо противоположный его пожеланиям, в какой уже раз предлагая вынуть из полномочий субъектов РФ ряд функций, с потерей которых территории лишаются значительной доли налоговых поступлений, а, значит, становятся еще более зависимыми от Кремля. Естественно, наиболее «суверенные» регионы, а, проще, регионы-доноры, «на дыбы»: нет, «на это мы пойтить не могем!»
Так
Так или иначе, Белый Дом на Краснопресненской набережной сумел зацепиться за предложенную им схему распределения налоговых поступлений: 36 процентов — регионам, 64 процента — федеральному центру. Но тем самым чиновничья феде-ральная власть одержала пиррову победу. Она еще раз показала, что навыки управления страной ею утрачены. И вместо рыночных отношений, которые она же сама и декларирует, на вооружение взяты «пыльные» методы унитарного, «зацентрализованного» государства «заскорузлых» советских времен.
НЕУДАЧНЫЕ РОДЫ
Федеральная власть, похоже, живет вне анализа своей собственной деятельности. Хотя идея административной реформы, и ее едва ли не экстренное проведение говорят, казалось бы, об обратном. Однако не выявлена суть: во имя чего она проводится? Для того, чтобы существенно сократить численность чиновничьего аппарата? Так эту процедуру проводит всякая власть и во всякой стране, будь то Франция, Германия, Япония, Китай, Советский Союз или нынешняя Россия. Но чиновник, и особенно в нашей стране имеет способность не только к мимикрии, но и к саморазмножению. Через 4–5 лет количество «белых воротничков» полностью восстанавливается с обязательным процентом «прироста». Отсюда вывод: лидеры приходят и уходят, а аппарат вечен. Он, априори, самовосстанавливающаяся система. Подобная цель может быть частью реформы, но не ее сутью. И что же? Ввести трехуровневое управление страной наподобие Германии и Франции? Замечу, что французский бюрократизм считается в Европе самым иезуитским. Кстати, этим постулатом, в частности, Франция защищает свой особый управленческий статус, свою непохожесть с модулями управления других стран Европы. В России, как я понимаю, в качестве прообраза административной реформы взят немецкий вариант.
Сначала Путин из Питера, став президентом, призывает во власть только «своих», питерских. И по большей части знакомцев по коридорам и кабинетам здания УКГБ по Ленинграду и Ленинградской области. А затем Путин с Литейного вспоминает четыре года своей командировки в ГДР. И напутствует Козака, якобы автора административной реформы, обратить внимание на систему германского управления. Мы неисправимые эпигоны. Младореформаторы этот российский порок, по сути, превратили в принцип управления страной. Напомним ставшую афоризмом фразу Евгения Базарова, главного героя романа И. С. Тургенева «Отцы и дети»: «То, что русскому человеку здорово, то немцу — смерть». Так и с реформами власти. Младореформаторы породили образ власти, для которой незнание собственной страны не является пороком. Более того, торжествовал принцип: чтобы управлять страной, совсем не обязательно ее знать.
И здесь я произнесу роковые слова: мы, а я рискну зачислить себя в демократические лидеры страны 90-х годов, полностью осознавали всю трагичность последствий распада СССР. Перед демократической властью, перед первым российским президентом Борисом Ельциным, стояла невероятной сложности задача: не повторить в новой России судьбы Советского Союза. Не допустить распада ее на «княжества». Многим и сейчас памятно, в полной
Статья Юрия Лужкова «Маятник федерализма» в одном из июльских 2004 года номеров газеты «Труд» вернула меня в те, не слишком далекие, годы. Умная статья. Лужков трижды прав. Мы выровняли региональное законодательство и упразднили его расхождения с российской Конституцией. И это — благо. Но мы неисправимы. У России, как видно, единственный на все времена способ восприятия жизни — крайность. Федеральной власти и, прежде всего, Путину, казалось, что, утверждая силу центра, он возвращает России веру в ее силу как единого государства.
Но нельзя забывать, что федерализм в любой стране Запада — главный фактор развития. В Германии — экономическая самостоятельность земель, и в каждой из них свои особенности. Одна — центр металлургии, другая — автомобилестроения, третья — точных технологий, четвертая — индустрии СМИ. В США самостоятельность штатов— ключ к экономической мощи страны в целом.
Это верно, что Россия — страна особая. Но федерализм несостоятелен в двух случаях: когда порождает синдром региональных суверенитетов и тем самым разваливает страну. И тогда, когда трансформируется в унитаризм, и регионы из локомотивов развития страны превращаются в иждивенцев, что стоят в очереди за дотациями центра.
Разве правильно, когда в эпоху стабильности, порожденную невиданными высокими ценами на нефть, накопления страны выросли запредельно, вместо того, чтобы ослабить налоговый пояс регионов, и дать им импульс к развитию, центр усиливает налоговое давление на них, сокращает доходную часть террито-рий? И тем самым, теряет возможность создать во всем государстве эффект экономического рывка?
11 августа 2004 года федеральное правительство на своем заседании устами премьера Михаила Фрадкова достаточно путано изложило свой замысел операции в рамках общей административной реформы. Цель была понятной: материализовать, наконец, ответственность каждого ведомства. Разъяснения делались на примере министерства здравоохранения и социального развития, которым «рулил» Михаил Зурабов. «Разлет» обязанностей ведомства: пенсионный фонд, социальный пакет, здравоохранение делает его ответственность наиболее ирреальной. Вообще «исходная» объединения столь разных участков ответственности — довольно странная, а характер их «соединения» — довольно искусственен. Более того, инициатором этого «суммирования» был сам Зурабов. Особенно странной является та часть объединения, которая именуется здравоохранением.
Следовательно, замысел где-то внутри. И его надо искать в бизнесе биографии Михаила Зурабова. И, когда мы узнаем, что тандем братьев Зурабовых прибыльно работал в страховом бизнесе, становится ясно: объединялись в одном министерстве не по принципам интеллекта, а на основе личных или клановых интересов. Вообще, правомерно считать, что во главе российского здравоохранения должен стоять выдающийся медик. Потому что роль науки в развитии здравоохранения определяющая. Не случилось. На Минздравсоцразвития страны поставлен менеджер. Михаила Зурабова в сферу исполнительной власти привела Татьяна Дьяченко, дочь первого президента России Бориса Ельцина. Она однажды обмолвилась, что любит преуспевающих мужчин. Эти слова в середине 90-х были адресованы Володе Яковлеву, в ту пору главному редактору и основателю газеты «Коммерсант», сыну Егора Яковлева, так что дар организатора журналистского процесса в семье Яковлевых можно считать наследственным. Заметила дочь Ельцина и Михаила Зурабова. И он оказался во главе Пенсионного фонда, говоря образно, на берегу сверхденежной реки. Я думаю, время, когда потребуется проникнуть в пенсионные закрома, в суть пенсионных миллиардов, еще не наступило. Но оно обязательно наступит. И ответы на вопросы: сколько? Куда? Кому? На какие цели? Под какой процент? Ответы на эти вопросы придется давать. Так думал я в 2004 году. В 2009-м, как вы знаете, руководители ПФР оказались на VIP-нарах. Как веревочке ни виться…