Антарктида: Четвертый рейх
Шрифт:
– Десять субмарин. Два отряда. Без потерь. Только что, – отчеканил Дениц.
– А сколько всего должно прибыть? – удивленно поинтересовался личный адъютант фюрера.
– Еще столько же.
– Так и доложить? – неуверенно уточнил Шауб, побаиваясь, как бы Дениц не предался одной из своих портово-кабачных шуточек.
– Если, конечно, им удастся пройти сквозь заградительные отряды противника без потерь.
– Что, действительно двадцать субмарин? – не скрыл своего удивления Шауб. – Это же целая эскадра!
– Еще десять подлодок остаются у берегов Новой Швабии, посменно осуществляя охрану ее морских
– Так вот почему в последние дни фюрер так подолгу принимает у себя этих хиромантов из гиммлеровского института «Аненербе» и так подолгу застаивается над картой Антарктиды, которую прячет всякий раз, когда кто-либо… Впрочем, извините, гросс-адмирал, сейчас это не столь существенно, – неожиданно спохватился Шауб, понимая, что слишком увлекся, раскрывая секреты «фюрер-двора».
– Мы с вами оба понимаем, обергруппенфюрер, что вождь, очевидно, пребывает накануне какого-то очень важного решения, от которого, возможно, будет зависеть судьба германской нации, – вовремя пришел ему на помощь Дениц.
– Вы правы, господин Дениц, вы, как всегда, правы. Фюрер думает и решает за всех нас, за всю нацию.
«К сожалению, это действительно так. Он пытается думать за всех, и в этом трагедия и его как руководителя нации и верховного главнокомандующего, и всех нас», – мысленно ответил ему главком Кригсмарине, сожалея, что не может произнести эти слова вслух. Поэтому вслух он произнес только то, что важно было сейчас не столько для Шауба, сколько для фюрера:
– Главное, что нас с вами должно радовать сейчас, обергруппенфюрер, – что, несмотря ни на что, «Фюрер-конвой» в Германию все же прибыл.
– Об этом я и доложу фюреру, гросс-адмирал. Я доложу ему об этом! – почему-то все больше возбуждался Шауб, словно стал свидетелем какого-то сенсационного события. – Находитесь у аппарата.
Он уже давно положил трубку, а Дениц все пытался разгадать причину столь странного возбуждения адъютанта фюрера: то ли вождь Великогерманского рейха по каким-то причинам действительно очень ждал возвращения этой «волчьей стаи», то ли в последнее время Шаубу так редко приходилось радовать его приятными новостями, что рад осчастливить хотя бы этой?
В ожидании звонка фюрера гросс-адмирал подошел к окну и, скрестив руки на груди, какое-то время созерцал открывавшуюся ему часть бухты и западную сторону пронизанной штольнями подземной базы.
Предаваясь колдовскому ритму черных волн, размеренно ударяющихся в поросший густым кустарником пологий склон скалы, [70] несведущему человеку трудно было предположить, что где-то в глубинах ее, в уходящих далеко под материк капонирах, притаилось два десятка субмарин; и что сотни военнопленных трудятся сейчас в этом подскалье, чтобы, углубив и расширив его, позволить лодкам заходить в штольни-доки, не всплывая, а значит, никоим образом не выявляя своего присутствия.
70
В подобных штольнях, проложенных в скальном грунте в Балаклавской бухте Севастополя, находили укрытие советские подводные лодки.
Дениц уже дал
Закрыв глаза, Дениц блаженно вздохнул по тем временам, когда и сам он вот так же возвращался в порт Киля или Гамбурга, в любой другой порт мира. Какие это были прекрасные часы ощущения земной тверди и своей собственной молодости! Но как же чертовски давно выходил он последний раз в море! Может, плюнуть на все, что здесь происходит, и тоже повести одну из «стай» к Новой Швабии? А что, пятьдесят два года… Всего лишь. Для настоящего «морского краба» это даже не возраст. Хотя какой смысл в подобных походах сейчас, когда идет война, и все порты Европы, в которые ты раньше мечтал зайти, давно превратились в порты врагов рейха?
«Просто в душе ты все еще остаешься просто моряком, – сказал себе Дениц, все еще стоя у окна-бойницы с закрытыми глазами. Ему казалось, что так – у окна, но не открывая глаз, – он лучше видит море, глубже ощущает и более контрастно воспринимает его. – Забывая, что моряк ты все же военный, а это не одно и то же. Тогда, в 1910-м, ты поступил в Имперское военно-морское училище в Киле, не особо придавая значения тому факту, что оно хоть и морское, но все же военное. А через два года тебя перевели в училище в Мюрвике, но тоже военно-морское. Тебе еще повезло тебе пришлось побывать во многих портах и странах, не в пример многим твоим сверстникам, так все жизнь проведших на каком-нибудь минном тральщике, не выходившем дальше германских территориальных вод».
Усевшись в кресло у камина, Дениц с удовольствием откинулся на его кожаную спинку и положил ноги на журнальный столик. Это была его любимая поза, которую он редко мог позволить себе в рабочем кабинете в Берлине, но в которой с удовольствием благоденствовал здесь, в своей северной резиденции. Конечно же, здесь «растленно» действовал на него этот старинный, прекрасно реставрированный голландскими мастерами-узниками камин, усаживаясь возле которого, Дениц начинал чувствовать себя устранившимся от каких-либо дел аристократом. И это он, сын скромного инженера-оптика из фирмы Карла Цейсса!
Впрочем, аристократизм Карл Дениц всегда воспринимал, не как наследственный дар, а как внутреннее состояние духа. А что касается Викингбурга… Существовало несколько серьезных мотивов, которыми он мог объяснить свою приверженность к этому замку на берегу Северного моря. Но даже самому себе гросс-адмирал слишком неохотно признавался, что на самом деле устремляется сюда не для того, чтобы быть поближе к морю и базе «Конвоя фюрера», а чтобы отдалиться от всего того, что происходило сейчас в высших эшелонах власти в Берлине. Решительно отдалиться, якорь им всем в брюхо!