Антарктида: Четвертый рейх
Шрифт:
– Только что я назначил Скорцени начальником службы безопасности всей операции «База-211», – неуверенно произнес фюрер и вопросительно взглянул на Консула, то ли испрашивая у него разрешения, то ли пытаясь уколоть его: «Уж этого ты знать никак не мог!»
– Вполне прогнозируемое и логичное решение.
– Поэтому при нем вы можете быть откровенным.
– Абсолютно откровенным я не бываю никогда и ни с кем, – бесцеремонно заявил Посланник Шамбалы, по-прежнему чувствуя себя хозяином положения. – Что касается господина Скорцени, то он может присутствовать при нашей встрече только при условии, что
– Вы готовы, Скорцени? – с надеждой спросил Гитлер.
Первый диверсант внимательно всмотрелся в глаза сначала фюрера, затем Посланника Шамбалы. Он никогда и никому не давал повода усомниться в верности фюреру и верности клятвы офицера СС. Но в то же время он пытался понять, в чем суть того спектакля, который здесь разыгрывается. А главное – понять, зачем он понадобился здесь фюреру. Для моральной поддержки? Для гарантии личной безопасности? Для психологического воздействия на Посланника Шамбалы?
– В вашем присутствии, господа, я принимаю обет вечного" молчания. Если так нужно фюреру и Германии.
– Нужно, – безмятежно заверил, его Посланник Шамбалы. – Германия вошла в полосу очень трудных решений и очень трудных потерь.
Скорцени выжидающе взглянул на фюрера: «О чем это он?!» Конечно, германская армия потерпела несколько серьезных поражений и понесла немало потерь, но неужели это уже начало краха?!
– Это так, Скорцени. В нашем узком кругу я могу это признать.
Скорцени вежливо промолчал – это все, чем он мог помочь сейчас своему фюреру.
Казалось бы, все формальности были пройдены, однако Гитлер все оттягивал начало серьезного разговора то ли не знал: с чего начать, то ли Посланник Шамбалы умудрился выбить его из седла еще до того, как он принял решение броситься в атаку.
– Однако еще не все потеряно, – наконец заговорил фюрер, и голос его звучал глухо и неуверенно, – Верховное командование делает сейчас перегруппировку сил. Идет формирование новых воинских частей, в том числе танковых и авиационных. На Восточный фронт, который является для нас стратегически более важным, будет подброшено несколько свежих танковых и пехотных армий, а к весне наши подводный флот и авиация сумеют окончательно взять под свой контроль пути доставки коммунистам их союзниками техники и прочих грузов. Я отдал приказ, – неожиданно сорвался он на крик, – увеличить количество дивизий СС за счет призыва в них добровольцев из близких нам по крови прибалтийских народов! Мы объявим тотальную мобилизацию на всей территории Германии, а также потребуем тотальной мобилизации сил наших союзников! Уже сейчас наши конструкторы испытывают новые ракеты Фау, которые позволят нам обстреливать английскую столицу с баз на германском побережье. Это будет битва, которая…
– …Которую вы, господин Шикльгрубер, а также ваша партия и ваша армия уже проиграли, – спокойно, но очень твердо прервал его монолог Посланник Шамбалы. Церемониться с фюрером он явно не собирался. – Вы ее проиграли, – повторил Посланник почти по складам, демонстрируя свой странноватый восточный акцент. И Скорцени вдруг понял: для этого человека Гитлер уже «господин Никто». И сейчас этот шамбалпет не бравировал –
– Я с такой оценкой решительно не согласен, господин Консул! – потряс сжатыми кулаками у своего подбородка – жест, которого с вожделением и страхом ожидали во время выступления Гитлера перед собранием народа все без исключения германцы – и фанатичные поклонники его, и столь же фанатично настроенные враги. – И вы там, у себя, господин Посланник и Консул… Ну, в общем, у себя, – замялся Гитлер, не зная, как именно обозначить то место на планете, откуда Консул прибыл, и ту страну и силу, которые он представляет, – должны знать, что у германского народа еще достаточно сил, чтобы переломить не только ход этой войны, но и ход истории европейской цивилизации.
– Таких сил у вас, господин Шикльгрубер, уже нет.
– Но это неправда. Вас, очевидно, неверно информируют ваши люди из «Черного солнца», «Туле», «Вриля» или еще откуда-то. И с этим еще нужно разобраться, – спасительно взглянул он на своего личного агента, будучи уверенным, что достаточно отдать приказ – и спустя несколько дней от всех этих тайных обществ останутся одни воспоминания, причем названия их в Германии будут произносить только шепотом.
– С этим действительно следует разобраться, – пророкотал своим камнедробильным басом Скорцени, однако Консул даже не взглянул на него. Он напряженно всматривался в зев камина, словно в эти мгновения ему являлись оттуда видения грядущих событий.
В зале воцарилось какое-то странное молчание, при котором все трое вели себя так, словно потеряли всякий интерес к дальнейшей встрече. В подобной ситуации гость должен был покинуть замок, вот только Посланник Шамбалы гостем себя не чувствовал.
«Ведет он себя, конечно, нагло, – мрачно пережевывал свои явно заторможенные мысли первый диверсант рейха. – Однако дело не в нем, а в фюрере, который эту наглость терпит. И вопрос: почему он это терпит? Разве что предложить фюреру оставить меня наедине с этим мерзавцем шамбалистом? Впрочем, пристрелить я его могу и в присутствии фюрера. Было бы согласие вождя».
– Его, этого согласия, не последует, Скорцени, – ворвался в эти размышления Консул, заставив первого диверсанта рейха вздрогнуть. – Вы неплохой солдат, штурмбаннфюрер, – я знаю, как вы вели себя на вершине Абруццо. Однако то, что мы сейчас обсуждаем, выходит за пределы видения из-за окопного бруствера. И на всякий случай запомните: то, что вы произносите мысленно, мне так же понятно, как и то, что вы произносите вслух. – И, не давая Отто опомниться, тотчас же обратился к фюреру: – Я слушаю вас, господин Шикльгрубер, слушаю. У нас мало времени.
– Вы обещали помочь нам секретным сверхоружием.
«Так вот откуда фюрер черпал веру в то, что у Германии вот-вот появится какое-то сверхмощное оружие, способное сокрушить не только Англию, но и Россию и даже США! – познавал всю горечь этой сокрушительной разгадки Отто Скорцени. – Когда фюрер развязывал войну против России, то был уверен, что в самый трудный момент ему это оружие предоставят. Его подвели. Нет, его предали! Предали и отвернулись от него – вот что происходит сейчас на твоих глазах, штурмбаннфюрер!»