Анти-Ахматова
Шрифт:
А.Ф. и Г. Л. КОЗЛОВСКИЕ в записи Дувакина. Стр. 215
Она обсуждает тему шекспировского неавторства.
«Анна Андреевна, но какое это имеет значение? Есть пьесы, и слава богу, что они остались для нас» — «Вы думаете? — Пауза. — Вопрос авторства не имеет значения? — Снова пауза. — Ему повезло. Ему удалось скрыться».
И это говорит она — всю жизнь положившая на то, чтобы ее «не скрыли». Строившая себе подпорки в виде бывшего мужа — заметьте, не пройдите мимо!
Рецептер вспоминает пушкинский «Разговор книгопродавца с поэтом», ему кажется это
Владимир РЕЦЕПТЕР. «Это для тебя на всю жизнь…» Стр. 649
А она сделала все наоборот — не став поэтом, она поэтом захотела остаться в душах черни.
Ты напрасно мне под ноги мечешь И величье, и славу, и власть… О, знала ль я, когда, томясь успехом… И вот уже славы Высокий порог… Долгую песнь, льстивая, О славе ноет судьба… Славы хочешь? У меня попроси тогда совета… Земная слава — как дым, не того я просила… Мне любви и покоя не дав, Подари меня горькою славой… Счастья и славы… Пусть когда-нибудь имя мое Прочитают в учебниках дети… Вот бы И не знать, что от счастья и славы Безнадежно дряхлеют сердца… Там мертвой славе отдадут Меня — твои живые руки… Кто знает, что такое слава… …притащится слава Погремушкой над ухом трещать… И ты ко мне вернулась знаменитой, Темно-зеленой веточкой повитой… Где под ногой, как лист увядший, слава… и т. д. и т. п.
В «Четках» слишком много у начинающего поэта мыслей о «славе», о своей «музе», о тех прекрасных «песнях», которые она поет. Пусть «слава» —
ИВАНОВ-РАЗУМНИК. Анна Ахматова. Стр. 340
Сейчас трудно гадать, почему критики поддавались на ее уловки и наивно подтверждали, что она, Анна Ахматова, хотела быть — ЗАБЫТОЙ!
И как безымянный библейский автор, Ахматова хотела «забытой быть».
О. А. КЛИНГ. Своеобразие эпического в лирике Ахматовой. Стр. 69
У Библии не один автор, и большинство из них известны. Если она хотела стать как они — Моисей, апостолы-евангелисты, например, — то надо было заниматься чем-то другим в жизни, а если высокие сравнения все-таки не будем использовать — то забытой Ахматова как раз быть не хотела. Вся долгота ее дней была воспринята ею как шанс рукотворно — обманом, настойчивостью, манипулированием — создать себе памятник.
СОЛЖЕНИЦЫН
Прощенья и любви…
Премудрости этих добродетелей якобы научила Ахматова Иосифа Бродского. Сама же Ахматова не простила в жизни никого. Да и как простить Солженицыну — славу, Пастернаку — Нобелевскую премию и Марине Цветаевой — то, что она из «demod'e», плохо одетой, без такта и обращения, судомойки — когда Ахматова и головы-то сама не чесала — становилась несанкционированно МАРИНОЙ ЦВЕТАЕВОЙ.
Познакомилась с Солженицыным.
Я ему сказала: «Знаете ли вы, что через месяц вы будете самым знаменитым человеком на земном шаре?» — «Знаю. Но это будет недолго». — «Выдержите ли вы славу?» — «У меня очень здоровые нервы. Я выдержал сталинские лагеря». — «Пастернак не выдержал славы. Выдержать славу очень трудно, особенно позднюю».
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 533
Здесь все. Сначала — конечно, о славе. Она — эксперт по славе. Знаток и подруга Пастернака. Лягнуть Пастернака. А почему это он не выдержал славы? Какой славы он не выдержал? Разве у него была поздняя слава?
Заговорили о Солженицыне. «Можете представить, что с ним сейчас делается? Мгновенная мировая слава. Он дает урок, подходит к доске, пишет мелом, а все ученики уже читали газеты, полные его именем… Трудно себе это вообразить». — «Ну, вам не так уж трудно» — «Я тогда не стояла у доски».
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 55
Разница не только в том, что она не стояла у доски. Просто все газеты — не были полны ее именем. Мгновенной мировой славы у нее не было. В десятые годы у нее была эстрадная слава. Не мировая, конечно, местная, попсовая, как сейчас говорят. Если Ахматовой есть чем гордиться в «Вечере», то на каких языках они говорят с Солженицыным?
Анна Андреевна снова и снова о Солженицыне (то есть снова и снова об одном и том же — о славе): «Огромный человек. Надеюсь, он понимает, что его ждет. Было время, я спрашивала, выдержит ли он славу? Помните, накануне «Ивана Денисовича»? Он ответил: «Я выдержал сталинские лагеря». Теперь я спросила: «Вы понимаете, что скоро вас начнут ругать?» — «Конечно!» — «Выдержите?» — «Я выдержал прокурора. Уж сильнее не обругают». — «Вы ошибаетесь. Это другое, совсем другое. Если выдержали прокурора, нельзя быть уверенным, что выдержите ЭТО».