Анти-Горбачев 2
Шрифт:
— Давайте, — легко согласился Фомин, — только надо одеть халаты и шапочки, такой у нас регламент.
Размеры этого зала поражали воображение… никак не меньше, чем 100x200 метров. В дальнем конце виднелся круг, вымощенный квадратиками.
— Вот это, я понимаю, и есть реактор РБМК, — показал на него Романов.
— Не совсем, Григорий Васильевич, — поправил его Фомин, — это плиточный настил, а сам реактор внизу. Через отверстия этого настила загружаются новые тепловыделяющие элементы взамен отработанных. Это делает специальное устройство под названием разгрузочно-загрузочная
— Хм… — собрался с мыслями Романов, — а управляющие стержни где? Которые из графита?
— Они под полом — когда появляется необходимость затормозить работу реактора, стержни вводятся в специальные канальные отверстия… а потом выводятся наружу. Если надо ускорить процессы.
— Конструкцию этих стержней доработали? — строго спросил Романов, — там был некий существенный недостаток, насколько я помню.
Тут в разговор вмещался Александров.
— Да, Григорий Васильевич, всё сделано в полном соответствии с протоколом той нашей встречи в НИИ-8.
— Эксперименты на реакторах этого типа запрещены? — всё же поинтересовался Романов.
— Последний по времени был в марте, — ответил Фомин, — с тех пор ни-ни.
— Это хорошо, — строго отвечал Романов, — давайте тогда сразу пройдём на пост управления.
— Блочный щит управления, так он у нас называется, БЩУ, — уточнил Фомин и указал направление, куда надо идти.
Они миновали два длинных коридора, поднялись на один этаж и вошли в ещё одно просторное помещение, где полукругом стояли экраны, богато украшенные лампочками, индикаторами и рукоятками с кнопками. Здесь имела место дежурная смена в составе 4 человек, старший повернулся к входящим и чётко доложил:
— Во время дежурства никаких происшествий не случилось. Старший по смене Александр Акимов.
— Очень хорошо, что не случилось, — заметил Романов, — а остальные товарищи у вас кто?
Остальные товарищи оторвались от своих дел и по очереди сказали, что это Старший инженер управления реактором Топтунов, старший инженер управления блоком Столярчук и старший же инженер управления турбинами Киршенбаум.
— Значит все в сборе, — сказал загадочную фразу Романов, а потом добавил, — покажите мне эту знаменитую кнопку с наименованием АЗ5.
— Вот она, — Акимов подвёл его к третьему щиту и ткнул в ничем не отличающуюся от остальных кнопочку под стеклянным колпачком.
= Ясно, — отвечал Романов, — были случаи её практического использования?
— На моей памяти нет, Григорий Васильевич, — сказал Акимов (все на посту естественно заранее знали, кто их посетит), — но в инструкциях чётко расписан регламент её использования.
— Инструкции у нас пишут для того, чтобы их нарушать, — сказал себе под нос Романов, но его услышали все, кто был рядом. — Ну хорошо, раз происшествий нет, то на него и суда нет — пойдёмте дальше.
На этом вся группа переместилась в кабинет директора станции и он, наконец, вышел на первый план, организовав чай и кофе.
— Мне всё понравилось, — снова взял на себя руль управления Романов, — особенно этот бравый начальник смены — сразу видно технически
— Его строительство заморожено, Григорий Васильевич, — доложил Александров, — ещё в конце марта заморожено. Вплоть до дальнейших указаний.
— А какой процент строительства там освоен?
— Около 30%, — сказал директор.
— Если поменять тип реактора на ВВЭР, — задумался Романов, — то его можно было бы и разморозить.
— Не получится, Григорий Васильевич, — твёрдо ответил Фомин, — это надо менять всю документацию и переделывать всё здание, начиная с фундамента. У ВВЭР абсолютно другие параметры, начиная с габаритов.
— Ладно, — вздохнул Романов, — что у нас, мало заброшки по городам и весям стоит, будет на одну больше. Безопасность важнее.
— А о какой безопасности вы говорите, Григорий Васильевич? — поинтересовался Фомин, — у нас всё под контролем. И потом, все знают, что атомная энергетика это самый безопасный вид энергетики.
— Скажите это американцам после случая на Три-майл айленде, — хмуро ответил Романов.
— Это была трагическая случайность, которая только подтверждает правило, — нашёлся Фомин. — Тем более, что у них там на этой Три-майл всё закончилось более-менее благополучно.
— Утечки в окружающую среду у них и правда почти не было, — ответил Романов, — но этот энергоблок они так и не восстановили. А знаете, сколько стоило его возведение?
— Сколько? — спросили сразу трое.
— Около миллиарда, — веско припечатал Романов. — Списали в убытки. Наш стандартный энергоблок на РБМК немногим меньше стоит. К этому надо бы добавить ещё миллиард, который пошел на устранение последствий. 200 тысяч человек эвакуировали из 30-мильной зоны. А хотите, я вам коротенько нарисую последствия аварии… гипотетической аварии вот на этом четвёртом блоке? После эксперимента с выбегом турбогенератора?
— Конечно, хотим, — сказали в один голос директор и главный инженер, а Александров со Щербицким сидели и помалкивали, они уже в курсе были.
— Ну тогда слушайте… — и Романов коротенько пересказал им ход событий реального 1986 года, начиная с 26 апреля.
— Это фантастика какая-то, — сказал, переварив полученную информацию, Фомин, — начать надо с того, что никто и никогда не сможет вытащить все стержни из реактора. Автоматика заблокирует.
— Автоматику же можно отключить, — напомнил Романов.
— Можно, — с натугой согласился Фомин, — но это требуется согласование всех ответственных лиц.
— На лиц можно надавить авторитетом, — продолжил бомбить его Романов.
— И потом, — продолжил сомневаться Фомин, — такой мгновенный разгон реактора это из области чистой фантастики. У нас есть уже опыт одного такого критического случая, на Ленинградской станции, там же всё закончилось удачно.
— Ленинградцам просто повезло, — вздохнул Романов, — что у них в смене не было фанатиков ядерной энергетики, которые во что б то ни стало хотели довести до конца сомнительные эксперименты. И потом — там же компоновка реактора немного другая, на десять лет раньше ту станцию построили.