Античные цари
Шрифт:
Могучий Ксанф лежал на земле, еще более подобный горе, и тело его подплывало хлещущей из раны в горле кровью, поскольку Меланф, лишь подбежав к нему, сразу же вытащил из раны без промаха бьющее свое копье.
Едва лишь только завидев все это, даже не поняв до конца всего смысла случившегося, все фиванцы с криками устремились в паническое бегство.
Афиняне тоже не сразу поняли, что произошло в поединке, как удалось Меланфу добиться столь быстрой победы. Уже задним числом афиняне сочинили и оставили потомкам вполне удовлетворительное
Оказывается, когда Меланф и Ксанф еще только изготовились к бою, то Меланф увидел за спиной у соперника красивого молодого человека в мохнатой козьей шкуре, который подталкивал рыжего великана вперед и вроде бы направлял острие своего копья прямо в глаза Меланфию…
Все это дало и ему, Меланфу, право даже закричать:
– Что же ты явился с помощником, Ксанф? Этак дело не пойдет. Это – нечестно!
Ксанф, изумленный упреком, тотчас же оглянулся, чтобы удостовериться в наглой лживости своего противника, и тут же был проткнут необыкновенно быстрым копьем самого Меланфа.
А третьим участником этого поединка, сослужившим столь печальную службу рыжему Ксанфу, явился, как говорили все очевидцы, бог виноделия – чрезвычайно хитрый Дионис.
У бога Диониса имелись все основания не любить фиванских государей. Поскольку они, фиванские захватчики, потревожили посевы его виноградников… Да что там говорить… Они просто издевались над ними, вытаптывали всю площадь своими ногами, обутыми в тяжеленные сапоги.
Надо ли говорить, что все фиванцы, потеряв своего предводителя, были немедля изгнаны из аттических пределов.
После этого сражения афиняне единогласно избрали храброго пришельца своим новым царем.
Таким вот образом – они положили конец господствовавшей у них прежней царской династии.
Конечно, Меланф не остался в долгу перед богом Дионисом. Появление этого бога во время своего поединка – он нисколько не отрицал и толковал все случившееся с ним как благоволение бога к себе, а также к подчиненному ему всего афинского народа.
В честь же веселого и постоянно пьяного бога, родиной которого считались Фивы, в Афинах учредили нарочитое святилище и установили праздник Диониса.
Этим самым афиняне хотели подчеркнуть, что фиванцы оскорбили бога, своего земляка. Он от них отвернулся, – и вот результат.
Афинские холмы с того времени стали обрастать еще больше виноградной лозой. Аттическая земля, неспособная давать урожаи зерна, приносила великолепные доходы также возделывателям винограда.
Красная, пьянящая жидкость с тех пор ежегодно переполняла амфоры, которые сотнями, а то и тысячами свозились в Пирей, где измокшие от пота рабы грузили их на суда рыжебородых заморских купцов.
Виноград стал для Аттики новым источником богатейших доходов.
Кодр
Последняя страница в истории царской власти в Афинах связана с именем Кодра, сына храброго и весьма предприимчивого царя Меланфа.
Вполне возможно,
Главному городу всей Аттики угрожали воинственные пелопоннесцы, из тех дорийцев, потомков Геракла, которые с огнем и мечом прошли весь Балканский полуостров, не заметив поначалу тихую и спокойную Аттику, но, в конце концов, вроде бы поняли собственную оплошность и решили наверстать упущенное ранее.
Натиску пелопоннесцев трудно было противостоять во все времена, в том числе даже и в исторической эпохе.
Но в указанный период задача пелопоннесцев осложнялась еще и тем, что они, пелопоннесцы, получили какое-то замысловатое предсказание дельфийского оракула: захватить Афины удастся им лишь при условии, что во время боевых действий живым и невредимым останется афинский царь Кодр.
Пелопоннесцам пришлось действовать исключительно осторожно, с оглядкою на каждом шагу, буквально всматриваясь в лицо каждого неприятеля, чтобы как-то не задеть и даже не убить царя, которого они, конечно, лично знать не могли, а лишь надеялись каким-то образом почувствовать, кто перед ними в данный момент.
Дело осложнялось еще и тем, что афиняне тоже знали об этом пророчестве. Вполне возможно, что дельфийские жрецы не держали этого в глубокой тайне, преследуя свои какие-то сокровенные цели.
Кто теперь в силах сказать, какие именно мысли могли прийти в голову самому афинскому царю Кодру?
Кажется, у него не оставалось даже сомнения, что именно сейчас настал его звездный час. Возможно, как никто иной в его окружении, афинский царь Кодр понимал всю безвыходность положения возглавляемых им защитников города и всего государства. Возможно, он ощутил всю безнадежность существования в государстве царской власти, а тем более – невозможность сохранить ее для потомков-наследников…
Как бы там ни было, как бы ни размышлял афинский царь Кодр, однако он поступил воистину благородным образом. Взвесив все обстоятельства, мудрый правитель решил спасти государство ценою собственной жизни. Отыскав в подвалах замка веревку, которую обычно употреблял для своих занятий старый садовник, переодевшись в пыльные лохмотья, тоже найденные в тех же подвалах, – царь Кодр медленно выбрался за крепостные ворота.
Всем своим видом и поведением он изображал человека из простонародья, спешащего в рощу за охапкой хвороста. Свою роль ему предстояло сыграть очень тонко и безошибочно, ничем не выдав себя перед внимательными врагами, чтобы не дать им повода заподозрить, кто перед ними на самом деле. В противном случае все пелопоннесцы взяли бы афинского царя в плен живым и невредимым, и тогда афинянам было бы вовсе не на что надеяться.