Антициклон
Шрифт:
— Зотыч тоже с утра обеспокоен, — подтвердил Осеев.
— Что бы мы делали без таких стариков, как Богомил и Зотыч? — сказал Погожев. — Вот уйдут на пенсию, еще наплачемся.
— Ха, Богомил и Зотыч на пенсии! Пусть живут они по двести лет, но, если откровенно, я отчетливее представляю их на смертном одре, чем на пенсии. В каждом деле есть такие люди. На них и держится наш шарик. А не на трех китах, как считали наши предки.
— Помните, в позапрошлом году какой прогноз давала наука на скумбрию? — спросил Торбущенко своей бубнящей скороговоркой. — А на деле — пшик.
— Да хватит вам о
— А-а, — Янчев махнул рукой в сторону жены. — Женщина всегда останется женщиной. Пошли, Андрей, покурим.
Они вышли из ресторана, пристроились в тени раскидистого дуба и закурили.
— Бражничаем, веселимся, а, если откровенно, на душе кошки скребут — как она сложится в этом году, наша путина, — сказал Янчев, глядя на кончик сигареты. — А главное, придет ли к нам скумбрия? — И вдруг весело хлопнул Андрея по плечу, в его черных глазах солнечный свет снова зажег золотые искорки: — А в общем-то, молодцы, что встретились! Пусть даже в обстановке, как говорили когда-то мои русские друзья-партизаны, приближенной к боевой. Наша рыба от нас не уйдет!
— Вот и пригодилась рыбацкая-то поговорочка, — сказал Погожев.
— А что я тебе говорил! — И Янчев озорно подмигнул Андрею.
Ресторанчик быстро пустел. Все высыпали на простор — на зеленую травку, под кущи густой листвы, на берег речки.
Рангел играл на губной гармошке, притопывая ногой. Вокруг него толпилась молодежь, кто-то, сильно коверкая русские слова, пел:
Викотила на бирик Катюша — На високи бирик на крутой...У Погожева на душе была легкая грусть оттого, что сейчас придется расставаться с этими удивительными людьми и с Ропотамо.
— Теперь ждем вас к себе в гости, — сказал он Николе. И вдруг, подхлестнутый идеей, начал горячо убеждать Янчева: — А что, действительно, приезжайте! На день рыбака! Выберемся в лес, в горы. Мы всегда на День рыбака выезжаем в горы. У нас тоже чудесные места есть...
Он, наверно, и дальше бы расписывал красоты своего края, если бы не голос Тасева:
— Ладос, другари! Ладос!..
Богомил Тасев стоял с торжественно-настороженным лицом пророка, вскинув указательный палец над головой.
На какое-то мгновение все вокруг замерли, прислушиваясь, точно кто-то сейчас должен явиться сюда таинственный и неземной.
В кустах — птичья возня и щебет. Доносились голоса играющей в волейбол молодежи, отдаленное гудение пролетавших по шоссе автомашин. И над всем этим — игриво разгулявшийся ветерок, одаряющий всех то терпковато-йодистым запахом моря, то пряным ароматом полевых цветов и трав, то бодрящей свежестью родниковых вод.
— Ладос!.. Ладос!..
И снова, как при встрече гостей, были пущены в ход дудки, бубны, гармоники, кастрюли и ложки. Кто-то бросился в пляс.
— Ладос! — вместе с хозяевами кричали гости.
По преданию, бытующему в народе, этот ветер приносит всем добрым людям счастье, уносит печали, сулит богатый улов рыбакам.
Что-то необычно-радостное, восторженное распирало
— Ладос!
О чем-то шумно и весело говорили Янчев и Торбущенко, то и дело прерывая свой разговор смехом. Хохотал Петко, тиская в объятиях Осеева. А может, Осеев Стойчева — разве можно было разобрать.
Потом Янчев снова пригласил всех к столу.
— Как у вас говорится, посошок на дорогу... Кто на посошок, подходи!.. Другари, моля Ви!.. Дядя Богомил!.. — И уже с бокалом в руке, обращаясь к гостям, пожелал: — Полные трюмы рыбы вам, товарищи!
— Того же и вам, — отозвался Осеев.
— Желая Ви всичко най-хубаво! [11]
Все вместе шумно спустились к баркасам.
— Советую пробежаться за Маслен-Нос. Хотя бы до Приморско, — сказал Тасев, прощаясь с Погожевым. — Чем черт не шутит. Только особо в глубь моря не берите. Если объявится скумбрия, будет держаться берега...
11
Желаем вам всего наилучшего! (болг.)
— На рассвете я тоже выйду, — сказал Янчев. — До встречи в море.
— И у нас на Дне рыбака, — добавил Погожев, на прощание крепко стиснув локоть Янчеву.
Баркасы легко скользили вниз по Ропотамо, мимо уже знакомых рыбакам летних кафе, палаток туристов и рыбацких хижин по берегам.
Настроение у рыбаков было точно такое, каким оно бывает, когда возвращаешься из гостей от старых добрых друзей и точно не знаешь, да и не стараешься узнать, что тебе так всколыхнуло душу — то ли хорошо накрытый стол и радушие хозяев, то ли разговор и общность мыслей. Рыбаки были шумливы, как люди, довольные собой и свершившимся. Вспоминались детали встречи. Восхищались рыбацким опытом Тасева.
— Крепкий мужик, рыбацкой закваски, ни годы, ни партизанское лихо не сломили, — говорил о Богомиле Тасеве кэпбриг Осеев. И, обращаясь к Погожеву, добавал: — А с тебя, Погожев, причитается.
— С чего бы это? — спросил Погожев.
— Ну-у, еще спрашивает. За такую встречу...
— Это точно, Георгич, — подхватил Селенин. — Я и то прямо обалдел от этой вашей встречи. Особенно с Янчевым...
Но тут внимание рыбаков привлекла уткнувшаяся носом в заросли осоки лодка.
— Это же тот самый старик с девочкой, — сказал Погожев, заслонив ладонью глаза от солнца. — Ну, конечно! Она еще махала нам букетом.
— Что-то у них случилось. А ну, подрули-ка, Фомич, — скомандовал Осеев.
Лодка старика была привязана к коряге, чтоб не снесло течением в море. Подвесной моторчик запрокинут в лодку и гребной винт смотрел в небо. Видимо, старик возился с мотором давно. Это можно было угадать по его устало-отчаявшемуся лицу. Девочка с безразлично-сморенным видом дремала в носу лодки. Букет, которым она махала рыбакам утром, веником сухой травы валялся у ее голых ног.
— В чем дело, отец?
Тот недоуменно пожал своими острыми стариковскими плечами.