Антициклон
Шрифт:
— Ничего, батя, подкрепись с внучкой, — покровительственно подбадривал старика поммех. — Это здоровью не повредит. А я тем временем так ваш мотор подлатаю, что лучше нового будет.
Гостей кормили на юте, за общим столом. Кормили по всем морским правилам — обедом из трех блюд.
Погожев вспомнил, что перед отходом на путину ему дома сунули в баульчик коробку ассорти. Тогда он еще возмущался: зачем, мол, ему конфеты? А теперь рад. Есть что подарить девочке. Витюня с Климовым к его коробке присоединили две банки сгущенного молока.
Старик что-то сказал девочке по-болгарски. Девочка смутилась, покраснела и неуверенно
— Спа-асиба...
— Она у меня молодец, — сказал старик, одаривая внучку ласковым взглядом. — Она язык своего деда учит в школе. Только стесняется еще...
Мотор отремонтировали и установили на лодке. Витюня самолично испробовал его, пару раз «обежав» вокруг сейнера, то давая полный газ, то идя на малых оборотах.
— Порядок, батя, — поднявшись на сейнер, заверил он старика. — Катайте на здоровье своих отдыхающих. Горючего я вам в бачок под самую завязку налил.
Старик с девочкой уехали.
Почему-то им всем троим стало грустно от этой встречи. Казалось бы, кто он им, этот старик? Они даже его фамилию не знали. И едва ли узнают когда-нибудь...
Глава пятнадцатая
В это утро до них доходит первая весть о замете на скумбрию. Замет этот сделал Никола Янчев. И совсем недалеко от родного причала.
— Мы ее ждем здэсь, а она вон гдэ открылась! — вознегодовал даже невозмутимый Кацев и зло сплюнул за борт.
— Значит, проморгали мы ее где-то. А может, ночью или глубью мимо нас проскочила, — сказал Селенин.
— Мимо Янчева нэ проскочила. Только вышел и уже в замете. Скумбрия словно ждала его.
Весть о замете мгновенно преображает рыбаков. Сразу все взбодрились, навострили зрение. Осеев тут же развернул сейнер на сто восемьдесят градусов и полным ходом пошел в район замета. Туда же бежали болгарские суда. И Малыгин с Торбущенко. Хотя осеевцы их не видели, но знали об этом наверняка. Такая уж рыбацкая психология, где появилась рыба — спеши. Может, и тебе перепадет. На хамсовой путине такую беготню сейнеров друг за другом рыбаки метко окрестили «собачьей свадьбой».
К стоящему в замете сейнеру Янчева Осеев близко не подошел. Вокруг него и своих, болгарских, судов хоть отбавляй. Они метались то бережнее Янчева, то мористее, искали рыбу, но чтобы еще кто-нибудь сыпал невод — не было видно.
— Или косяк маленький был, или остальная успела уйти, — сказал Осеев о рыбе. Он одной рукой крутил штурвал, а другой держал бинокль, наблюдая за морем.
На ходовом мостике — теснота. Радист включил репродуктор, и он шипел, потрескивал, выбрасывая на спардек то русскую, то болгарскую речь. Это Климов старался держать в поле зрения сразу две волны, то и дело переходя с одной на другую.
За кормой сейнера подпрыгивал на взбитой винтом волне уже спущенный на воду баркас. Появись рыба, шлюпочные мгновенно будут в нем.
Погожев и раньше, еще работая в порту, иногда выходил с осеевской бригадой на лов рыбы. С первого же увиданного им замета навсегда запечатлелся в его памяти тот, оглушающий своей стремительностью момент, когда со свистом летит вдоль правого борта сейнера стальной трос нижней подборы невода, стуча, выпрыгивают из деревянного
Но за последние две недели замет ни разу ему не приснился. Может, потому, что все это время он жаждал увидеть его наяву.
На ходовом мостике — ни шума, ни разговоров. Даже забыли о куреве. Так всегда бурное оживление, приходящее на сейнер с известием о рыбе, сменялось настороженностью и сосредоточенностью. Ни одно скопление чаек, ни одна мелкая рябь и светотень на море не оставалась без внимания рыбаков.
Полдень. Слева по борту виднелся округлый, поросший кустарниками мыс Емине. Справа — огромный красный сухогруз, идущий в Бургасский залив. А впереди и позади — рыболовецкие суда и суденышки.
В другое время рыбаки обязательно бы обсудили этот сухогруз: прикинули тоннаж, определили порт приписки и даже погадали бы, чем нагружены его трюмы. Но сейчас им было не до пустопорожней болтовни. Где-то в душе каждому рыбаку хотелось увидеть скумбрию первым.
— А шо, если на этом замете опять вся рыба кончится, — произнес кто-то из рыбаков за спиной у Погожева. Андрея и самого мучили эти мысли, как ни старался он заглушить их в себе. Самое странное, что он чувствовал гнетущую вину за это безрыбье, хотя прекрасно понимал, что отсутствие скумбрии уж никак от него не зависит.
«Неужели так ни с чем и вернемся? — думал Погожев, озирая море. — Вот это будет номер».
И тут, в каких-нибудь ста метрах позади сейнера, вода начала вскипать и пузыриться, словно от невидимого дождя.
— Рыба!..
Увидели ее все одновременно. Косяк скумбрии только-только поднимался, и поэтому «кипение» моря в этом месте заметно нарастало.
— Готовьсь! — скомандовал кэпбриг, отчаянно накручивая штурвал.
Крутой разворот сейнера, и они устремились на полосу фонтанчиков, над которой появились и первые чайки. Рыбакам было видно, как чайки стремглав падали вниз, хватали рыбу и на лету глотали ее, смешно дергая головками.
На спардеке уже ни Зотыча, ни Кацева, ни Фомича: всех словно ветром сдуло. Последним мелькнул на трапе стриженый затылок Селенина. За кормой, в баркасе — сидели два рыбака. Рука стармеха лежала на пусковом рычаге промысловой лебедки. Фомич, повернув голову в сторону спардека, не спускал глаз с Осеева, ожидая команды.
А тот в свою очередь не спускал глаз со скумбрийного косяка. Обычно широко распахнутые глаза Виктора были напряженно прищурены. На скулах проступили желваки. Да и весь он был словно туго натянутая тетива. Наступал самый ответственный момент — замет невода, который целиком и полностью зависел от кэпбрига, от его опыта, изворотливости и сноровки. И Погожеву, глядя на все это, пришла на ум рыбацкая присказка о кэпбриге: его дело — обловить рыбу, а тянуть сетку — наша обязанность. Трудно даже представить, сколько мыслей в этот момент в голове у кэпбрига: надо определить, в какую сторону движется косяк, прикинуть его размеры и скорость движения, решить, с какой стороны лучше подойти к нему и обсыпать так, чтобы рыба угодила прямо в кошель невода. Делать надо все одновременно — и принимать решения, и исполнять их. Не то скумбрия может «нырнуть на покой», то есть уйти в глубь моря. А там уже не достанешь.