Антикиллер-2
Шрифт:
– Здравия желаю, товарищ генерал, – несколько удивленно произнес подполковник, поднимаясь навстречу вошедшему. Начальник УВД нечасто ходит по кабинетам сотрудников.
– Садись, садись, Михайлович, – неофициальным тоном проговорил генерал, опускаясь на жесткий стул. Помедлив, Викентьев все же сел на свое место. Получалось, что это он принимает начальника управления, хотя всегда было, да и могло быть только наоборот.
– Голова кругом идет, Михайлыч, – пожаловался Крамской. – Такой гвоздь нам забили, не знаю, как и вытаскивать...
Викентьев смотрел
– Короче, поступила команда освободить Киршева. Помнишь такого?
– Конечно, – подполковник кивнул, продемонстрировав на миг безупречный пробор. – «Черные колготки». У меня руки чесались пустить этого гада в расход. Как его можно освободить?
– Так. Взять и выпустить. Внаглую.
Много лет назад Крамской начинал рядовым опером и прекрасно владел терминологией подучетного контингента. Изысканной речи за последующие десятилетия он так и не обучился, впрочем, это от него и не требовалось.
– Кто ж его пропустит из особого блока? Без указа о помиловании, нового приговора или постановления прокурора об этапировании?
Викентьев пока не вникал в морально-этическую сторону проблемы, его интересовала только техника.
– Пропустят только в одном случае, – Крамской с силой потер виски. Он отводил взгляд в сторону и явно чувствовал себя не в своей тарелке. – Если его заберет «Финал»...
Действительно, предписание о передаче смертника спецгруппе подписывает Крамской, вручает его дежурному особого блока Степнянской тюрьмы Викентьев. Он же получает приговоренного, сажает в спецавтозак и увозит в точку исполнения.
Для подполковника кое-что стало проясняться, хотя о главном он не мог и подумать.
– А что потом?
– Потом передать его встречающим, составить акт об исполнении, и все...
– Встречающие исключены! – по инерции категорически сказал Викентьев, как будто они уже обсуждали детали утвержденной операции и его важнейшей задачей, как обычно, была забота о безопасности сотрудников. – Если будет известно время перевозки, группу могут побить по дороге, и дело с концом! Так для них надежней. И концы в воду!
Крамской кивнул. Несмотря на уровень, с которого спускалась команда, такого результата исключать нельзя. Потому что Викентьев будет работать на совсем другом уровне и с совсем другими людьми. Одно дело кабинет заместителя губернатора, и совсем другое – пустое и темное загородное шоссе.
– Пожалуй, что так. Значит, просто пинок под жопу – и пошел!
– Опять черные колготки искать? – теперь пришла пора моральной оценки проблемы.
– Владимир Михайлович! – строго произнес генерал. Будто прикрикнул за неуместное ерничество.
Но Викентьев пер на рожон.
– Ах да, извините. Сейчас ведь лето, колготки не носят. Придется ему, бедняге, до осени ждать...
– Кончай, Михайлыч,
Крамской согнулся, упершись локтями в колени, и рассматривал изрядно потертый линолеум. Сейчас перед Викентьевым сидел не начальник УВД и не генерал, а усталый, загнанный в угол мужик.
– Никогда не думал, что придется убийц выпускать, да видишь, какие времена наступили...
– Времена всегда одинаковые, – потупившись и медленно выговаривая слова, произнес Викентьев. – Кто вас может заставить?
Он на миг замолчал и продолжил уже совершенно другим тоном:
– Или меня? Кто меня заставит? – Теперь пронзительные глаза вызывающе буравили начальника управления. – Да я встал, послал всех на хуй и ушел! На пенсию. Дальше что?
В голосе подполковника отчетливо слышался вызов, который он не считал нужным скрывать.
Действительно, уходя с должности, подполковник теряет гораздо меньше, чем генерал. Несоизмеримо меньше. И сейчас Викентьев готов сделать этот шаг. Потому что иначе ему придется идти по колено в дерьме. Нет, по шею. Поддельные документы, фальсификация исполнения, самые неожиданные неблагоприятные повороты этой грязной истории – все ляжет именно на него. Он наглотается дерьма вдоволь. А что взамен? Генерал Крамской сохранит должность и связанные с нею власть, влияние, возможности, уважение, авторитет. Вряд ли подполковник может считать такой обмен равноценным.
– Сколько ты меня знаешь? – опустив голову, спросил Крамской. – По-моему, двадцать пять лет...
– Двадцать семь, – поправил подполковник. Судя по небрежности тона и отстраненности во взгляде, он уже принял решение.
– За эти годы и мне, и тебе много раз приходилось поступать не так, как хочется, верно?
– Верно.
– За мной пятитысячный гарнизон, огромный управленческий аппарат, сотни подхалимов. Но никто не может сделать того, что сейчас требуется. Это можешь только ты. И я прошу тебя...
Черт! Крамской для подчиненных Бог, царь и воинский начальник. Причем без всякого юмора и преувеличений. Принцип единоначалия – куда тут денешься... Он принимает на службу и увольняет, повышает и понижает в должности, присваивает звания, дает квартиры, представляет к наградам, отдает под суд, вся жизнь сотрудников в его руках! И когда всемогущий генерал обращается со смиренной просьбой к подчиненному, да еще давит на человеческие чувства, отказать невозможно. По крайней мере, Викентьев не смог это сделать.
Отстраненность в облике подполковника исчезла. Его снова интересовала техническая сторона вопроса.
– Значит, фиктивное предписание, поддельный акт... Могилу можно не имитировать, никто проверять не станет. А эти бумаги?
– Сколько раз проверяли «Финал»? – спросил Крамской. Он уже понял, что Викентьев согласился, и в голосе вновь прорезались генеральские нотки.
– Два... В семьдесят девятом и девяносто первом. Но тогда Ромов рапорт писал, будто Сергеев с Поповым хотели смертника отпустить. Участковый, Лунин его фамилия.