Антикварий
Шрифт:
Воцарилось молчание. То ли отвисшая нижняя челюсть Олдбока еще не вернулась на место, чтобы он мог ответить отказом, то ли его заставляло безмолвствовать любопытство.
— Я не стал бы просить вас о таком одолжении, — продолжал сэр Артур, — если бы не располагал явными доказательствами, что надежды, которыми я хочу с вами поделиться, вполне осуществимы. И смею вас заверить, мистер Олдбок, что, затрагивая так откровенно эту тему, я стремлюсь показать, как я вам доверяю и как ценю все, что вы уже сделали для меня раньше.
Мистер Олдбок заявил о своей признательности, но осторожно воздержался от каких-либо обещаний дальнейшей
— Мистер Дюстерзивель, — сказал сэр Артур, — открыл…
Тут Олдбок, в глазах которого засверкало негодование, перебил его:
— Сэр Артур, я столько раз предостерегал вас от плутней этого мерзкого шарлатана, что, право, дивлюсь, как вы можете даже упоминать о нем при мне.
— Но выслушайте, выслушайте меня — вам от этого не будет вреда! — в свою очередь, прервал его сэр Артур. — Я буду краток. Дюстерзивель уговорил меня присутствовать при опыте, который он произвел в руинах монастыря святой Руфи. И как вы думаете — что мы там нашли?
— Вероятно, еще один водяной источник, расположение которого мошенник заранее позаботился установить.
— Ничего подобного! Мы нашли сосуд с золотыми и серебряными монетами — вот он!
С этими словами сэр Артур вытащил из кармана большой рог с медной крышкой, содержащий пригоршню монет, главным образом — серебряных, среди которых, впрочем, попадались и золотые. Антикварий с большим любопытством высыпал их на стол, и глаза его заблестели.
— В самом деле! Шотландские, английские и иностранные монеты пятнадцатого и шестнадцатого столетий, и некоторые из них rari… et rariores… etiam rarissimi! note 126 Вот монета с изображением Иакова Пятого в шляпе, единорог Иакова Второго… О, даже золотой тестон королевы Марии, и на нем она сама и дофин. И все это действительно было найдено в руинах святой Руфи?
Note126
Редкие… еще более редкие… даже редчайшие (лат.).
— Смею вас заверить! Я видел своими глазами.
— Хорошо, — сказал Олдбок, — но вы должны сказать мне, когда это было, где и как.
— На вопрос — когда, отвечу вам, что это было около полуночи в последнее полнолуние; где — я вам уже сказал: в руинах монастыря святой Руфи, а как… что ж, это был ночной эксперимент Дюстерзивеля, которого сопровождал я один.
— Вот как! — отозвался Олдбок. — А какими средствами вы пользовались для обнаружения клада?
— Всего лишь простым окуриванием серой, но только мы избрали час благоприятного расположения планет.
— Простое окуривание серой? Простое одуривание! Расположение планет? Расположение к чепухе! Sapiens dominabitur astris note 127 . Дорогой сэр Артур, этот субъект издевается над вами на земле и под землей, превращая вас в какого-то глупца. Он сделал бы с вами то же и в воздухе, если бы случился поблизости, когда вас втаскивали на этот чертов утес Хелкит-хед. Тогда такое превращение в пернатого было бы для вас как нельзя более кстати.
— Очень вам признателен, мистер Олдбок, за такое мнение о моих умственных способностях. Но, я надеюсь, вы мне все же верите, когда я говорю, что я это видел?
Note127
Мудрый
— Конечно, сэр Артур, — промолвил антикварий. — Я знаю вас достаточно, чтобы верить вашей искренности, когда вам кажется, будто вы это видели.
— Так вот, мистер Олдбок, — заявил баронет, — как верно то, что над нами есть небо, так я видел своими глазами, что эти монеты были выкопаны в полночь из-под пола в алтаре святой Руфи. А что до Дюстерзивеля, то, хотя этой находкой я обязан его искусству, должен сказать по правде, что едва ли у него хватило бы присутствия духа довести это дело до конца, если бы рядом с ним не было меня.
— А, вот как? — произнес Олдбок таким тоном, к какому прибегают, когда хотят выслушать какую-нибудь историю до конца, прежде чем высказать свои замечания.
— Да, да, — продолжал сэр Артур. — Уверяю вас! Я был все время настороже, и мы вдруг услышали какие-то необычайные звуки, шедшие из глубины руин.
— Скажите, пожалуйста! — проговорил Олдбок. — Их издавал, конечно, спрятавшийся сообщник?
— Ничего подобного, — возразил баронет. — Эти звуки, сверхъестественные и ужасные, все же напоминали те, которые издает человек, когда сильно чихает. Кроме того, мне ясно послышался глубокий вздох. А Дюстерзивель утверждает, что видел дух Пеольфана, Великого Охотника севера (поищите его у вашего Николая Ремигия или Петра Тирака, мистер Олдбок). Дух изобразил, как нюхают табак, с соответствующими последствиями.
— Эти указания, как ни странно, что они получены от такого лица, тем не менее очень подходят ко всему прочему. Как вы видите, сосуд, в котором были монеты, чрезвычайно похож на старинную шотландскую табакерку. Итак, вы устояли, несмотря на этого ужасного чихающего духа?
— Что ж, мне кажется, что человек менее рассудительный и настойчивый мог бы и отступить. Но я не желал стать жертвой обмана и считал, что долг перед семьей обязывает меня сохранить мужество при всех обстоятельствах. Поэтому я прямыми физическими угрозами заставил Дюстерзивеля проделать то, что он собирался. И этот ларчик с золотыми и серебряными монетами — свидетельство его искусства и честности. Прошу вас выбрать отсюда те монеты или медали, которые подошли бы к вашей коллекции.
— О, раз вы так добры, сэр Артур, я с удовольствием отберу кое-что, с условием, что вы позволите мне отметить против вашего счета в моей красной книжке стоимость монет по каталогу Пинкертона…
— Ну нет, — остановил его сэр Артур Уордор. — Я хочу, чтобы вы смотрели на это только как на подарок друга. И менее всего я соглашусь признать оценку вашего любимого Пинкертона, когда он отвергает древние и достойные доверия авторитеты, на которых зиждется, как на почтенных, замшелых столбах, достоверность шотландских древностей.
— Так, так, — подхватил Олдбок, — полагаю, что вы подразумеваете Мейра и Бойса, этих Иахина и Боаза не истории, а подделок и подлогов. И, невзирая на все, что вы мне рассказали, я считаю вашего приятеля Дюстерзивеля таким же фальшивым, как и любого из них.
— Чтобы не поднимать старых споров, мистер Олдбок, — сказал сэр Артур, — я только спрошу вас, почему, если я верю в древнюю историю моей родины, у меня не может быть глаз и ушей, чтобы отмечать современные события, происходящие предо мной?