Антимафия
Шрифт:
– Какой потребитель? – прикинулся он непонимающим.
– Не говори, что ты о нем не слышал, – она сделала глоток, откусила блинчик. – Весь город гудит. Вот это мужчина! Хотела бы я посмотреть на него хоть одним глазком,
– Мужчина? – он криво улыбнулся. – А может, женщина?
– Ну да! Голос-то в трубке мужской…
– В трубке? – насторожился он.
Лика замялась:
– Ну, девочки болтают… Звенит мужчина, называется Потребителем, требует улучшить работу, а если не подчиняются, то потом жестоко наказывает. Его все жулики боятся, – она понизила голос. – К нам из милиции приходили,
«Вот откуда ветер дует! Жулики воспрянули духом…»
– И как же он наказывает? – равнодушно спросил он.
– Подкарауливает со своими бандитами и до полусмерти избивает. Похищает людей, подвергает пыткам. Загоняет иголки под ногти… Конечно, это жестоко, но иначе, видно, нельзя. Уговоры да указы не действуют…
«Брехня! – чуть не крикнул он. – Что придумали, сволочи… Распускают грязные слухи… Ах, подлецы!»
– Тебе плохо? – донесся Ликин голос. – Ты прямо побелел!
– Ничего, – выдавил он. – Это… от недоедания.
Взгляд ее стал жалостливым.
– Экономишь на еде? – она снова посмотрела на костюм. – Вот и этот брак. Если бы ты пожаловался Потребителю… Только неизвестно, где он. Чему ты улыбаешься? Хочешь, я поговорю с девочками, они достанут тебе клевую прикидку. И недорого.
Он окончательно развеселился.
– Не хлопочи. Мне и в этой прикидке неплохо, – потрепал ее по плечу, повернулся и вышел. На улице распахнул пиджак и сказал в «уоки-токи»:
– Подъезжай к «Блинной».
В конце проспекта показался зеленый «Москвич».
Продавца все звали Грицько, хотя ему было уже под пятьдесят. Смуглый, с глазами навыкате, похожий не то на грека-пиндоса, не то на сиониста, сухощавый, юркий, он всегда рад был услужить покупателю. Но это была обманчивая услужливость. Работая вдвоем с женой, которая числилась заведующей, хотя на самом деле всем заворачивал Грицько, он держал городскую окраину в жестких ежовых рукавицах. У него была «черная тетрадь» для тех, кто брал товар в долг. Это называлось «записать».
– Запиши, Грицько, до зарплаты два дня осталось.
– Не беспокойся, занесешь потом, – тот широко улыбался. Но с этого момента человек становился его должником не столько в материальном (взял-то на пару рублей!), сколько в моральном плане. Уже не откажешь, если Грицько попросит помочь починить крышу, нарезать дров бензопилой, привезти угля, кирпича или еще чего, вспахать казенным трактором обширный огород, который весной блестел от пленочных теплиц и за один лишь сезон приносил оборотистому малому «Запорожец», а то и «жигуль».
Некоторые, особенно пьяницы, просто попадали к нему в рабство, пожизненную кабалу: работали грузчиками в магазине, строили сарай, амбар, копали колодец, задавали корм свиньям, коровам, птице, выгребали навоз, а Грицько покрикивал и материл их уже без всяких улыбок. И в то же время, имея такие баснословные прибыли, он не гнушался облапошить подслеповатую старушку или ребенка, который и считать-то не умел.
– Дядьку Грицко, дай пряничков, – протягивал доверчиво деньги.
Грицько, сладко улыбаясь, давал малышу пряничков, не позабыв оставить себе пятачок-другой.
Его
Вот почему телефонный звонок ударил его прямо в сердце. Невидимый собеседник бесстрастным голосом перечислил все его грехи, предупредил, что в случае повторения его ждет суровая кара и потребовал пять тысяч. Грицько так злобно заскрипел крепкими еще зубами, что чуть не раскрошил их. Но даже если бы у него потребовали не пять тысяч, а всего пять рублей, он остервенелся бы не меньше. Этот человек не любил выпускать из рук ни копейки, он просто не был для этого приспособлен. Ведь и в своем магазинчике он ничего не покупал, а брал, предварительно обворовав покупателей на такую же сумму.
Срок истекал. Грицько послушно приготовил сумку с деньгами, но все чаще поглядывал на белый квадратик бумаги, лежавшей перед ним. Номер «горячего телефона». Позвонить или не позвонить? О грозном Потребителе он уже слышал немало, в том числе и устрашающего. «Придет со своими бандюгами и зарежет, хату спалит. А что? Ведь его поймать не могут? К нам же за помощью и обратились… Стражи!»
Вид сумки с ускользающими кровными, задушевными червонцами доводил его до исступления. И в один из таких моментов в состоянии полного помрачения он набрал номер. Несмотря на позднее время, трубку тотчас сняли.
– Слушаю. Говорите, говорите!
– Так это, – прохрипел Грицько. – Потребитель должен прийти…
– Где? Говорите адрес! – Мешков быстро записал. – Когда придет?
– Через… – тот глянул на часы, – десять минут.
– Позднее не могли позвонить? – взорвался Мешков, но тотчас взял себя в руки. – Ладно, если придет, тяните время, выезжаем.
– Дежурный! Опергруппу с собакой срочно на выезд!
Дежурил старшина Довбня.
– Что вы, Иван Герасимович! – загудел он растерянно. – Какая опергруппа? Кто домой ушел, кто в разгоне. Да у нас и всего-то половина оперсостава. А про собаку и не заикайся, проводник сразу собачится: старая, хворая, давно пора молодую взять.
Мешков оцепенел.
– А если убийство? Что будете делать?
– Ну, ежели убивство, собирать будем, вызывать с дому.
– У вас что, никого в дежурке?
– Последнего полчаса назад на драку в кинотеатр вызвали.
Сунув пистолет в кобуру под мышкой, Мешков кинулся по коридору и вдруг увидел выходившего из кабинета Непыйпиво. Тот был с портфелем, явно собирался домой.
– Сережа, хватай ствол, поехали. Никого нет, выручай. Уйдет!
– Кто? – остановился тот.
– Потребитель! Позвонили по «горячему телефону».
Сергей осуждающе вздохнул, швырнул портфель в кабинет.
– Учти, – сказал уже на ходу. – Соглашаюсь только по дружбе, но в душе осуждаю и протестую. Его не хватать надо, а избрать мэром города.
Они скатились к дежурке.
– Где машина? Уазик, разгонный!
– Начальник домой уехал, – скучным голосом ответил Довбня.
– А его «Волга»? Персональная?
– Вы же знаете, бережет ее. Всегда домой на разгонной едет, – Довбня сочувственно смотрел на них. – Если срочно надо, возьмите мотоцикл участкового Путилина, у ворот стоит. Он только что приехал, наверх пошел, я ему скажу.