Антипиранья
Шрифт:
Тем вдвойне непонятно его обращение к солдатам весной сорок пятого. Бойцам, окружавшим Кенигсберг, раздавали листовки, где Илья Эренбург призывал: «Убивайте, убивайте! Нет такого, в чем немцы не были бы не виновны – и живые, и еще не родившиеся! Следуйте указанию товарища Сталина – раздавите фашистского зверя насмерть в его собственной берлоге. Сбейте расовую спесь с германских женщин. Берите их как законную добычу!»
Кто был в душе честен, тот лишь удивленно пожимал плечами. А у кого в душе была чернота, то это воззвание упало в благодатную почву…
Десятками
На стол армейскому руководству ложились стопки докладных записок, где офицеры жаловались на то, что командиры подразделений и рядовые солдаты предаются пьянству и грабежам, армейские транспортные средства, предназначенные для перевозки личного состава и военных грузов, используются для сбора трофеев. Повсюду грубо пренебрегают боевой готовностью.
Как могли, с этим боролись. Но если костяк армий Третьего Белорусского фронта, окружавших Кенигсберг, составляли элитные гвардейские части, следующие в своем поведении букве устава, то было много полков, собранных из штрафников и уголовников. В частях имелись даже молдаване, еще совсем недавно воевавшие в составе вражеской румынской армии.
– Денис, ты на каком корабле служишь? – спросил Владимир Иванович, оторвавшись от размышлений.
Не зная, что сказать, Денис ничего не ответил, но Беляев расценил его молчание по-своему.
– И то верно. В наше время молчишь – дольше живешь. А я вот давно хотел поспрашивать нашего немца, откуда он здесь такой взялся. – Владимир Иванович ударил кулаком по разделяющей их решетке и выкрикнул по-немецки: – Эй, фриц, а ты с какого корабля к нам пожаловал?
– Я не Фриц, – заворочался в углу немец. – Меня зовут Ульрих.
– Да какая разница! Для нас вы все фрицы! Так с какого ты корабля? Чего уж тут отмалчиваться, войну вы проиграли. Так что корабля своего ты уже не увидишь.
Поворочавшись и недовольно посопев, Ульрих нехотя ответил:
– Я с подводной лодки.
– С лодки? Ясно, тридцать вторая учебная флотилия! – решил блеснуть знаниями Беляев. – Как же тебя из Пиллау в город занесло? А, понял, сто двадцать первый морской батальон из курсантов-подводников.
– Я не из учебной! – обиженно возразил Ульрих, недовольный тем, что его приняли за желторотого курсанта. – Я из боевой двадцать второй.
– Двадцать вторая? – Владимир Иванович удивленно приподнялся на локтях. – Так это же Вильгельмсхафен! Что же ты тут-то делаешь?
Ульрих спохватился и умолк, а у Беляева, напротив, взыграло профессиональное любопытство.
– Да ладно, фриц или как там тебя. Ульрих? Вы со своим Гитлером такую бодягу заварили, что еще не один год всей страной расхлебывать будете. Неужели совесть не мучает? Нечего теперь в тайны играть. Все уже и так ясно. Наши войска под Берлином. Скоро война закончится.
– Лейтенант.
– Не густо, но уже не скажешь, что не знал, зачем вы приходили в Кенигсберг. Кем на лодке был?
– Старшим помощником.
– Ну вот, второй человек после командира! Так зачем приходили? Да ладно тебе, говори уж! Поздно изображать несокрушимого героя. Не вреди сам себе. Да и не на допросе ты, а, можно сказать, почти что среди товарищей по несчастью. Хотя меня с собой не ровняй. Я сегодня здесь, а завтра уже там, где допрашивают таких, как ты. Может, помочь смогу. Заберу к себе. Это, конечно, в том случае, если ты знаешь что-нибудь интересное. Так как? Есть что рассказать в обмен на жизнь?
Ульрих тяжело вздохнул, наконец решился и проговорил:
– Мы привезли одного человека, но он погиб при бомбежке.
– Важный, наверное, был человек, раз из-за него лодкой рисковали. Кто-то из ваших партийных функционеров?
– Нет, – неохотно выдавил Ульрих, но увидел, что от него ждут продолжения, и добавил: – Доктор каких-то наук.
– Доктор? Может, и имя знаешь?
– Он погиб. Нас бомбами накрыло. Меня оглушило, а он, наверное, погиб вместе с помощником.
– Наверное? Или ты уверен?
– Уверен!
– Темнишь, немчура, а напрасно. Твоя жизнь сейчас и яичной скорлупы не стоит. А хочешь жить, изволь, заплати. Этот доктор, может, для тебя как раз и есть та спасительная соломинка. Если после выяснится, что твоя лодка торпедировала какой-нибудь советский корабль, то ты будешь за командира перед нами отвечать. Тогда я тебе не позавидую! Тебе уж лучше быть посговорчивее и не изображать здесь мученика, пострадавшего за правое дело. Говорю же, что смогу помочь! Так как звали доктора?!
– Штраубе.
– Штраубе? – Беляев почувствовал, как в груди взволнованно дернулось сердце. – Виктор Штраубе погиб?
– Вы его знаете? – Немец удивился не меньше Беляева.
– Где он погиб? В какой части города?
– Я не знаю. Где-то на окраине. Прилетели ваши самолеты и сбросили бомбы прямо нам на голову.
«Это уже кое-что, – подумал Беляев. – Немец здесь всего сутки. Я точно знаю, что вчера наша авиация работала только по кораблям в порту и пятому форту крепости, расположенному на севере города».