Антисемитизм в Советском Союзе (1918–1952)
Шрифт:
Это усиление роли меньшинственных национальностей в составе рабочего класса сопровождалось усилением миграционных процессов и во многих местах приводило к чрезвычайной пестроте национального состава рабочих и порождало национальные трения. На этой почве расцвел пышным цветом великодержавный шовинизм, который с начала 30-ых годов вызвал понятную тревогу руководителей советской политики. Антисемитские проявления потонули при этом в массе шовинистических проявлений, обращенных против других национальностей, часто более отличных от русского населения, чем евреи, более далеких по своему культурно-бытовому облику и еще гораздо менее владеющих русским языком. Характерно также, что, в отличие от антисемитизма второй половины 20-ых годов, великодержавный шовинизм первой половины 30-ых годов захватил главным образом новые слои рабочих, еще недавно влившиеся в ряды рабочего класса.
Наглядной иллюстрацией к сказанному могут служить данные обследования судебных дел о великодержавном шовинизме, рассмотренных народными судами Нижне-Волжского края, опубликованные летом 1932 года в журнале Народного Комиссариата
На первом месте среди пострадавших стоят калмыки и казахи (главным образом на рыбных промыслах), за ними следуют евреи (в городах), далее татары; были, но очень редко, и случаи выступлений против немцев. Характерна группировка великодержавных выходок по месту их совершения: 47 % на новостройках и в совхозах, 34 % на рыбных промыслах, 6 % на других предприятиях, 4 % в учебных заведениях и 9 % в непроизводственной обстановке (жакты, улица, базары). Из общего числа рабочих, осужденных по делам о шовинизме, 73 % работали по найму менее 2 лет. По возрасту среди осужденных по делам о шовинизме 6 % не достигли 18 лет, 58 % относились к группе от 18 до 25 лет и 36 % к группе в 25 лет и выше.
109
Относятся ли эти данные лишь к 1931 году, или к более значительному периоду, из нашего источника не видно. (В. Померанцев, «Участки шовинистической деятельности и методы борьбы с нею», «Советская Юстиция», 1932 г. № 19, стр. 18–19. — Нижне-Волжский край охватывал в этот период территории по обе стороны Волги, начиная с Саратовской области до Каспийского моря; в состав его, в частности, входили Автономная область немцев Поволжья и Калмыцкая область; к востоку Нижне-Волжский край граничил с Казахской АССР (в настоящее время Казахской ССР).
По данным обследования по Нижне-Волжскому краю антисемитские проявления еще играли заметную роль в ряду проявлений великодержавного шовинизма. В других сообщениях о массовых проявлениях великодержавного шовинизма, часто гораздо более одиозных, чем зарегистрированные по Нижне-Волжскому краю, о евреях уже просто не упоминается. 110
Стихия национальной раздражительности ушла в другое русло.
4) Изменение социальной и экономической обстановки и глубокие сдвиги в национальном составе рабочего класса, может быть, не вызвали бы такого быстрого спада антисемитизма, если бы не еще одно обстоятельство, тоже связанное с переходом к политике пятилетних планов; это чрезвычайная резкость перелома всей экономической и социальной политики. Форсированная индустриализация и ураганная коллективизация сельского хозяйства это было, пользуясь термином, заимствованным из электротерапии, своеобразное шок тритмент, лечение электрическим ударом. В этой обстановке все сложившиеся в годы нэп'а социально-психологические навыки были потрясены до основания, вытеснение их и создание новых навыков чрезвычайно облегчено. Антисемитизм, вчера еще, казалось, полный жизненных соков, внезапно оказался хилым растением, сохраняющимся где-то на социальных задворках.
110
П. Андреев, «Борьба с шовинизмом в Дальне-Восточном крае ведется слабо», «Советская Юстиция», 1931 г., № 2, стр. 29–31.
H. Кулагин, «Великодержавный шовинизм на Дальнем Востоке и борьба с ним», «Советская Юстиция», 1931 г., № 6, стр. 13–17.
Ф. Макаров, «Борьба с великодержавным шовинизмом на Северном Кавказе», «Советская Юстиция», 1931 г., № 19, стр. Г6–19.
С. Диманштейн, «Большевистский отпор национализму», «Революция и Национальности», 1933 г., апрель, стр. 1–13.
H. Сафаров, «Против извращения национальной политики», «Революция и Национальности», 1933 г., апрель, стр. 74–77.
И. Смирнов и Н. Кулагин, «Сильнее огонь по великодержавному шовинизму», «Советская Юстиция», 1935 г., № 16, стр. 8–9.
Кривая антисемитизма достигла низшей точки
К середине 30-ых годов кривая антисемитизма достигла в Советском Союзе своей низшей точки. Это не значит, что антисемитизм исчез вовсе. В приглушенном виде он где-то продолжал существовать и изредка прорывался индивидуальными антисемитскими выходками 111 . Но он и в отдаленной степени не имел уже того значения, какое он приобрел во второй половине 20-ых годов.
111
См., напр., ряд сообщений об антисемитских проявлениях в 1934 и 1935 годах (по советской еврейской печати) у Як. Лещинского, «Дос Советише Идентум», Нью Йорк, 1941 г., стр. 263.
В 1935 и 1936 годах и в официальных кругах наметилась готовность к более решительной публичной критике антисемитизма. Этому содействовали два фактора.
1) Отношения с Германией приняли к этому времени несколько напряженный характер, и советское правительство оказывалось в выигрышном положении, противопоставляя
2) Растущая угроза со стороны гитлеровской Германии сказалась и на развитии второго фактора, усиливавшего анти-антисемитские настроения, но в основном он вырос из внутреннего развития Советского Союза. Советская политика переживала в середине 30-ых годов один из своих наиболее глубоких кризисов. Внутреннее развитие Советского Союза привело страну к альтернативе: либо постепенное ослабление диктатуры и переход к приближающимся к демократии формам государственности, либо консолидация диктатуры путем упрочения ее новой социальной основы, превращение диктатуры в законченную, тоталитарную диктатуру и освобождение ее от традиций героического периода революции 113 .
112
Вышла книга, напр, в 1934 г.: А. С. Тагер «Царская Россия и дело Бейлиса», Советское законодательство, Москва — 1934 г., см. предисловие А. Луначарского.
113
См. мою статью «Zur Demokratie oder zur plebiszitaeren Diktatur» в «Zeitschrift fuer Sozialismus» (редактор Рудольф Гильфердинг), Карлсбад, 1935 г., сентябрь-октябрь, стр. 792–801.
1935 и 1936 годы были годами колебаний в рядах руководителей советской политики. В 1937 году колебания эти кончились в пользу второго, тоталитаристского решения, и это не только оказало роковое влияние на общее развитие страны, но и очень скоро сказалось усилением антисемитизма. Об этом еще будет речь впереди. Но пока — в 1935 и 1936 годах — в период, когда советское правительство только что провозгласило свою приверженность к вчера еще преследовавшейся, как контрреволюционная, идее всеобщего, прямого и равного избирательного права с тайной подачей голосов, — перед Советским Союзом неопределенно маячила перспектива демократической перестройки, будя в широких массах населения демократические надежды и настроения. В этой обстановке начинали сохнуть самые корни антисемитизма.
В качестве наглядной иллюстрации новой, более решительной официальной анти-антисемитской установки стоит отметить, что только теперь, наконец, был опубликован приведенный выше ответ Сталина на запрос ЕТА от января 1931 года. Интересна и речь Молотова, в рамках которой было оглашено это остававшееся в течение почти шести лет секретным заявление Сталина. Выступая на VIII Всесоюзном Съезде Советов в прениях о проекте новой конституции Советского Союза, Молотов противопоставил «каннибальской», антисемитской политике германского фашизма решительное заявление Сталина и затем и сам формулировал свое «отношение к еврейскому вопросу»:
«Что бы ни говорили современные каннибалы из фашистских антисемитов, наши братские чувства к еврейскому народу определяются тем, что он породил гениального творца идей коммунистического освобождения человечества, научно овладевшего высшими достижениями германской культуры и культуры других народов, — Карла Маркса, что еврейский народ, наряду с самыми развитыми нациями, дал многочисленных крупнейших представителей науки, техники и искусства, дал много героев революционной борьбы против угнетателей трудящихся и в нашей стране выдвинул и выдвигает всё новых и новых замечательных, талантливейших руководителей и организаторов во всех отраслях строительства и защиты дела социализма. Всем этим определяется наше отношение к антисемитизму и к антисемитским зверствам, где бы они ни происходили…» 114
114
«Правда» от 30-го ноября 1936 года.
Это было исключительное по своей решительности, хотя по существу — по своей чисто утилитарной установке — и не очень удачное, заявление. Но прошло очень немного времени, и в официальных кругах и в стране начали складываться совсем иные настроения.
Новый подъем антисемитизма
Сейчас — ретроспективно — 1936/38 годы очень отчетливо встают перед нами, как решающий период в процессе формирования новой социальной структуры Советского Союза. В таких государствах, как СССР, роль государственной власти в развитии социальных процессов громадна. 1936 год был годом колебаний в руководящих коммунистических кругах. В уродливой обстановке однопартийного режима борьба тенденций в развитии страны находит свое отчетливое — и тоже уродливое — выражение в борьбе внутри правящей партии.
Постановка в августе 1936 года первого большого процесса коммунистической оппозиции (Зиновьева и др.), как процесса против «врагов народа», иностранных шпионов и пр., явно указывала, что чаша весов истории начинает склоняться в сторону тоталитаристского выхода из переживаемого страной и компартией кризиса. Но руководство компартии еще само не вполне отдавало себе отчет в этом, более глубоком смысле процесса Зиновьева и др., еще колебалось на историческом перекрестке, к которому подвело его предшествующее развитие. VIII съезд советов, принявший 7 декабря 1936 г. новую конституцию СССР, в основу которой, в отличие от ранее действовавшей конституции, был положен демократический принцип (правда, уже в самой конституции изуродованный), — был последним внешним выражением колебаний компартии перед окончательным поворотом на тоталитаристский путь.