Антишахматы. Записки злодея. Возвращение невозвращенца
Шрифт:
Я догадывался, что матч предстоит трудный, долгий, что по ходу его будет возникать множество юридических, политических, психологических проблем, что противник будет во всеоружии. Мне предстояло найти человека, способного самоотверженно защищать мои интересы в этой борьбе. У меня в Швейцарии есть друг — фрау Петра Лееверик, уроженка Вены. В 19-летнем возрасте, вскоре после войны, она была похищена из Вены советской разведкой. Пытками и многодневным карцером ее, женщину, не говорившую тогда ни слова по-русски, заставили подписать бредовые показания, будто она — агент американской разведки! Так называемое «особое совещание» приговорило Петру к 20 годам заключения, и без малого 10 лет она провела в сталинских
Что говорить о беззащитной девушке, если даже руководитель австрийского Сопротивления Карл Сцоколь после освобождения Вены был выкраден из городской ратуши и оказался пленником СМЕРШа (см. «Московские новости» № 36, 1990).
«— Ты английский, американский шпион! — твердили следователи.— Ты хотел выведать и выдать наши планы...
Да, ему готовили участь Рауля Валленберга, таинственно исчезнувшего в 1945 году из Будапешта... Ведь СМЕРШ был той организацией, которая не отличалась разнообразием методов работы. Маршруты его жертв прочерчивались под копирку: Москва — Сибирь, далее — везде...»
Ее лагерь — Воркута — был описан Солженицыным в «Архипелаге ГУЛАГ». Непосильная работа, нечеловеческие условия жизни навсегда подорвали здоровье молодой женщины. Зато фрау Лееверик узнала, почем фунт лиха! Узнала, что представляет собой советская власть, советское государство с другой, непоказной стороны! Ей не надо объяснять, кто такой бывший военный прокурор, полковник юстиции в отставке Батуринс-кий — верный служака, который в годы сталинщины не раз (уж будьте уверены!) ставил свою подпись, обрекая когда на медленную, а когда и на быструю смерть невинные жертвы.
Да, единственным человеком, который мог бы достойно противостоять советским, была эта женщина, и мы решили, что она будет руководителем нашей делегации. Несмотря на угрюмое ворчание Кина, тщеславие которого, казалось, уже в тот момент, за два месяца до матча, было не в силах вынести подобного оскорбления и взывало к мщению.
Еще одна проблема волновала меня, мучала задолго до матча. Моя семья в Ленинграде! У моей жены и сына — невыносимое положение! Они — изгои в собственной стране, у них нет никаких гражданских прав. Но они от меня не отказались, им предложили сменить фамилию — они этого не сделали! Сыну, вынужденному оставить институт, стали угрожать призывом в армию. Он ушел из дома, скрывается от милиции в подполье. Несколько раз через родственников и знакомых я посылал им приглашения на выезд в Израиль. Трижды они подавали заявления на выезд. Им отказывали. Брежнев мог бы уже издать книгу, составленную из писем влиятельных в мире людей с просьбой освободить мою семью!
В апреле 1978-го я обратился с письмом к д-ру Эйве:
«Уважаемый профессор! Осмелюсь вернуться к теме нашего Разговора 22 марта в Амстердаме. Я прошу ФИДЕ обеспечить мне равные условия в матче с Карповым. Я покинул СССР 20 месяцев тому назад по профессиональным мотивам. Моя семья — жена Изабелла и сын Игорь все еще в Советском Союзе. Они хотят воссоединиться со мной, так же, как и я. В июле прошлого года они попросили у властей визу в Израиль, но в ноябре п°лучили отказ. Напоминаю Вам, что выезд в Израиль — единственный более или менее законный путь покинуть СССР.
В моих взаимоотношениях с советской стороной по этому вопросу есть одно слабое место: я не являюсь гражданином ни одной страны и не могу вызвать семью прямо к себе. Но это же была Ваша собственная идея —установить для меня гражданство ФИДЕ! Думаю, моя личная проблема все же больше связана с борьбой ФИДЕ за гражданские права, нежели проблема Шахматной федерации ЮАР, изгнанной из ФИДЕ по требованию советских!
Если уж советские так чувствительны к гражданским свободам в других странах, намекните им, что для начала неплохо было бы продемонстрировать свои внутренние
С лучшими пожеланиями В. Корчной».
Выпусти они семью, я не чувствовал бы на своих плечах такой страшной ответственности, да и политическое напряжение на матче было бы неизмеримо слабее. Вскоре я получил ответ от д-ра Эйве. Он, похоже, не воспринял мое послание всерьез и ответил в шутливой манере. Скорее всего это письмо было написано генеральным секретарем ФИДЕ, членом компартии Голландии мисс Инеке Баккер, а Эйве лишь подписал его. А ведь с этими людьми я в 1976 году во время турнира в Амстердаме обсуждал, остаться мне в Голландии или нет, и они были столь благожелательны...
Да, кстати. Говорят, в Голландии принадлежность к компартии не считается не только преступлением, но даже и сколь-нибудь компрометирующим обстоятельством. Между тем в странах классической демократии, таких, как США и Германия, члены компартии находятся под подозрением и принимаются далеко не на всякую государственную службу. Попробуем разобраться, кто тут прав.
Много лет назад я, тогда советский коммунист, повстречал женщину — члена находившейся в то время в подполье компартии Испании. Мы понравились друг другу, и между нами завязалась весьма доверительная беседа. «Расскажите о вашей стране, я мечтаю там побывать»,— попросила она. «Это колосс на глиняных ногах! — начал я.— Правительство СССР уверяет, что с утра до вечера печется о народе, на самом же деле оно вовсе не интересуется его проблемами. Страна производит невероятно много оружия, а в магазинах пусто. Нет и никакой свободы. Вы, простая испанская женщина, побывали и во Франции, и в Германии, и в Африке, а если я* гроссмейстер, буду плохо играть в шахматы, меня вообшс никуда не выпустят...» Лицо женщины, еще минуту назад столь ко мне расположенной, вмиг изменилось. От возмущения она даже перешла с английского на испанский: «Как же можно посылать за границу людей, которые так плохо говорят о своей стране!»
Главное, что отличает коммунистические партии от остальных и роднит их между собой,— железная партийная дисциплина! Это — принцип демократического централизма, при котором решение большинства обязательно для каждого члена партии, даже если у него другое мнение, даже если по своей государственной должности он не имеет права его выполнять! Прежде всего он член партии! А уж потом — мужчина, женщина, гражданин, чиновник, шахматист — все что угодно!
Вот почему 28 июля 1976 года кальвинистка мисс Баккер сперва отвезла меня в глухую деревню к своим родителям, заверив, что это самое безопасное место во всей Западной Европе, а потом, сразу по возвращении в Амстердам, коммунистка Инеке Баккер обязана была сообщить о том, где я нахожусь, и своим соратникам по партии. И, как знать, не прояви тогда расторопность голландская полиция, не разделил бы я судьбу советского тренера по каноэ, похищенного из ФРГ на глазах изумленной Европы агентами КГБ?
...За пару дней до отъезда на Филиппины мы прочли в «Советском спорте» любопытную заметку — «Перед дальней дорогой». Вот ее начало: «Когда человек собирается в дальний путь, чтобы делать большое, нужное для всей страны дело, друзья провожают его добрыми напутственными словами. Сегодня их услышал Анатолий Карпов...»
Еще бы не большое, еще бы не нужное! После моего отъезда из СССР там постарались изъять из обращения всю шахматную литературу, где упоминается мое имя, всю литературу за 25 лет! В Советском Союзе — голод на шахматные книги, но издания, где упоминается мое имя, не принимают букинистические магазины! И имя этого «злодея» теперь снова предстояло печатать на страницах газет! Так пусть же этот матч будет таким же победоносным, как все три года его, Карпова, царствования, пусть он принесет еще больше славы советскому чемпиону мира!