Антисоветская блокада и ее крушение
Шрифт:
Эти обстоятельства, а также рост недовольства среди самых различных слоев общества условиями Версальского мирного договора предопределили особую позицию германского правительства в отношении упомянутой ноты, а также в целом в отношении военно-экономической блокады Советской России.
В октябре 1919 г. германскому правительству через комиссию по перемирию с Германией был вручен текст ноты главнокомандующего союзными войсками маршала Фоша, включавшей в себя в виде составной части и перечень основных мер торгового бойкота PСФCP, предписанных нейтралам. В ноте Фоша, помимо указания на обязательность и для Германии этих же мер, содержалось разъяснение позиции Верховного совета Антанты в отношении блокады Советской России в связи с подписанием Германией мирного договора. «Союзные и дружественные державы, — говорилось в ноте, — несмотря на снятие блокады Германии, все же не позволили последней возобновить торговые отношения с большевистской Россией. Эти сношения должны были бы фактически происходить при посредстве главарей большевистского правительства,
Ответная нота германского правительства, направленная союзникам в конце октября, по существу содержала осторожный отказ от участия в военно-экономической блокаде. В ноте говорилось, что правительство Германии придерживается политики невмешательства в русские дела. Что касается торговой блокады» то участие в ней Германии «едва ли имело бы какое-либо экономическое или политическое значение, ибо со стороны моря Россия блокирована союзными державами, сухопутной же границы между Германией и Россией после ратификации мирного договора не существует». Далее в ответе германского правительства приводились доводы против применения тактики экономической блокады, которая может только «укрепить большевизм». Вместо этого предлагалась тактика «единения» России с остальными европейскими государствами, которая только и может вернуть ей строй, «согласный с духом европейской демократии». Нота, кроме того, отмечала несовместимость блокады с принципами международного права и Лиги Наций. В заключение германское правительство выразило свою готовность к равноправному участию в обсуждении мер «взаимной защиты различных стран от большевизма».{297} Как видим, антисоветская платформа, на которой базировалась нота, ничем не отличалась от позиции остальных империалистических держав. Признавалась и полная зависимость Германии от победителей в вопросе о возобновлении торговли с Советской Россией. Вместе с тем сам факт заявления об отказе от активного участия в военно-экономической блокаде РСФСР, хотя бы из соображений негодности этой меры в борьбе с большевизмом и ее несоответствия духу международного права, показывал совершенно определенное стремление не связывать себе рук в решении этого вопроса. Германское правительство хорошо понимало, что решительное присоединение к блокаде приведет его почти к полной политической и экономической изоляции. Только что подписанный на тяжелейших экономических и политических условиях Версальский мир не сулил ему радужных надежд на взаимовыгодные хозяйственные связи с западными державами.
Напротив, Версальский договор вызвал острое недовольство и разочарование в кругах германских промышленников, финансистов и торговцев и способствовал складыванию восточной ориентации таких видных политических деятелей, как граф Брокдорф-Ранцау, склонявшихся к мысли о необходимости пойти на экономическое и политическое сближение с РСФСР.{298}Присоединиться в этих условиях к блокаде РСФСР означало лишить себя даже отдаленной возможности выхода на огромный восточный рынок и оказаться в полной политической и экономической зависимости от держав-победительниц. Кроме того, правительство не могло игнорировать интересы тех торгово-промышленных кругов Германии, которые в весьма широких масштабах вели коммерческие сношения с Россией до войны и все решительнее выступали за возобновление экономических связей с РСФСР.{299} Таким образом, отказ Германии от активного участия в торговом бойкоте хотя и не имел своим практическим результатом прорыва блокады и возобновления экономических сношений с РСФСР, по, несомненно, послужил известным предостережением союзникам и впоследствии был при-пят ими во внимание как один из доводов в пользу «смены вех» в «русском вопросе».
Тем не менее в течение лета — осени 1919 г. политика военно-экономической блокады была как бы «легализована», нейтральные государства и Германия были принуждены выполнять все предписания октябрьской ноты союзных держав и следовать общей политике империализма в отношении Советской России.
Апогеем политики ужесточения военно-экономической блокады можно считать решение заседания Совета премьер-министров Англии, Франции, Италии, Японии и представителя США, состоявшегося в Лондоне 12 и 13 декабря 1919 г. Суть их действий в отношении Советского государства в это время можно суммировать следующим образом: полная военно-морская блокада, исключавшая всякую возможность доставки товаров морским путем, создание «барьера из колючей проволоки» для ограждения территории Советской России от остального мира на суше; отказ от вооруженной интервенции ввиду ее провала, но подготовка и поддержка антисоветского выступления Польши; свобода рук в отношении дальнейшего использования при благоприятных условиях против РСФСР прибалтийских государств и республик Закавказья; право
Принятые меры нашли проявление и в более ревностном соблюдении военным флотом союзных держав военно-морской блокады, в особенности на Балтике и Черном море. Петроградский порт оказался со второй половины 1919 г. под еще более бдительным, чем прежде, надзором английского флота. В официальном заявлении МИД Финляндии, сделанном в ответ на протест шведского правительства в связи с захватом шведских судов, направлявшихся в Россию, откровенно признавалось, что «английские военно-морские силы заминировали устье петербургской гавани и английский военно-морской отряд расположен в этой части залива, чтобы препятствовать мореходству в упомянутый город».{301} Об ужесточении политики военно-морской и экономической блокады на Балтике с лета 1919 г. свидетельствует инцидент с уже упоминавшимся шведским торговым судном «Эскильстуна-III».
В августе 1919 г. «Эскильстуна-III» с грузом мирного назначения снова прорвалась в Петроград, но на обратном пути была задержана английским сторожевым судном, а груз конфискован.{302} Под воздействием Англии активизировалось участие и Финляндии в блокаде Балтийского побережья Советской России и Петроградского порта, 11 июля 1919 г. НКТиП и Наркоминдел выработали радиотелеграфное сообщение правительству Финляндии с предложением вступить в торговые сношения. Одновременно Петроградскому отделению НКТиП было поручено предпринять практические меры к организации товарообмена между двумя странами. Однако позиция финляндского правительства, прибегавшего к агрессивным действиям против РСФСР, исключала возможность нормального развития торговых отношений, и белофинский флот совместно с авиацией только в 1919 г. совершил 45 нападений и налетов на Кронштадт, советские военные суда Балтфлота, форт Красная горка и другие пункты в Финском заливе.{303}
Вопрос о Петрограде и Петроградском порте в планах интервентов — одна из наиболее ярких иллюстраций того, что военно-экономическая блокада была органической частью общей политики удушения Советской власти. Об этом со всей определенностью говорит прямое участие английских военно-морских сил и авиации в нападении на Кронштадт в ночь на 18 августа 1919 г. По приказу адмирала Коуэна был разработан план атаки Кронштадта, В ней главная роль отводилась восьми специально доставленным быстроходным береговым военным катерам, которые имели низкую осадку и могли внезапно ворваться в мелководную Кронштадтскую гавань. Внимание советских войск предполагалось отвлечь одновременным бомбовым ударом аэропланов, совершавших налет на Кронштадт с воздуха. Британские крейсеры и эсминцы должны были обеспечить поддержку этой морской акции. План был реализован и привел к определенному успеху: в результате атаки были торпедированы и затонули советские линкоры «Петропавловск» и «Андрей Первозванный», учебное судно «Двина», хотя из-за мелководья противник и не смог их уничтожить. Это способствовало снижению активности советского военного флота в этом районе.{304}
Таким образом, одной из главных задач военно-морских сил Антанты со второй половины 1919 г. было полное прекращение внешней торговли РСФСР через Петроградский порт. Капитан Беннет, автор книги о действиях британского флота на Балтике, утверждает, что непрерывное патрулирование военно-морских судов Англии в Финском заливе, установка мин вблизи Кронштадтского рейда и в добавление к ним военные операции против частей Красной Армии и Красного Флота обеспечили успех политике блокады.{305} Американский профессор Кэролл также считает, что «эффективность блокады, хотя Франция и была ее ревностным инициатором, в конечном счете зависела от британского флота».{306}
Особенно тесно переплелись политика военно-экономической блокады Советской России со стороны союзников и поддержка ими осеннего наступления на Петроград северо-западного корпуса генерала Юденича. Помимо военного снаряжения и обеспечения белогвардейских войск, шедших на Петроград, снова в качестве «идеологического фактора» была двинута в дело «теория контраста». Вот две выдержки из документов того времени.
21 августа 1919 г. в газете «Заря России» (Псков) было опубликовано обращение уполномоченного Великобритании в Прибалтийском крае Г. Пири-Гордона «Воззвание к гражданам Пскова». В нем в связи с подготовкой северо-западного корпуса к наступлению на Петроград и созданием белогвардейского «Северо-Западного правительства» говорилось, что союзники «ныне выгрузили запасы продовольствия, одежды и снаряжения, чтобы дать возможность вновь образованному правительству освободить как можно больше русских из-под тирании большевиков».{307}
Политические деятели белых в этом районе — В. Д. Кузьмин-Караваев, А. В. Карташев и М. Н. Суворов — в сентябре 1919 г. писали в связи с помощью в снабжении корпуса Юденича со стороны союзников, что «в войне с большевиками продовольственные припасы, пожалуй, еще в большей степени обеспечивают успех, нежели пушки и ружья», поскольку-де белые войска будут рассматриваться населением как «освободители от голода». Однако тут же содержалось и признание провала этой политики, ибо американская мука стала продаваться населению вшестеро дороже против отпускной цены, что привело к «падению влияния на население» белой идеи.{308}