Антисоветский проект

Кара-Мурза Сергей Георгиевич

Мне кажется, что это ненормально. Это – отрыв от жизни, уход в какое-то духовное подполье, где увеличиваются тени и теряется мера вещей.

Моральный релятивизм.

Мне кажется очевидным, что большинство активных идеологов антисоветского поворота – люди с изломанной моралью. Здесь я не имею в виду диссидентов, которые выступили как противники системы и даже иногда получали от нее шишки. Я говорю о тех, кто вышел из рядов самой привилегированной номенклатуры, таких как А.Н.Яковлев или Г.Х.Попов. Их антисоветизм – или следствие самой циничной измены тому государству, которое они подрядились охранять и укреплять,

или следствие какого-то прозрения, которое осенило их на старости лет. Во второе верится с трудом. Но главное, что в любом случае их активная идеологическая антисоветская деятельность, на мой взгляд, аморальна. Даже если ты был антисоветчиком в душе и просто воспользовался поражением СССР, чтобы получше устроиться, держись в тени. Грех тебе выходить к людям и говорить диаметрально противоположное тому, что ты сам говорил всего пару лет назад. Случайно пришлось прочитать статью Волкогонова, посвященную Дню Победы 1989 г., когда он был, кажется, начальником Главного политического управления Вооруженных сил СССР. Страшно читать, более страстного и искреннего ленинца трудно себе представить. Но ведь это, как ни крути, подлость – в это же время тайно писать книгу, льющую грязь на Ленина.

Но скажу не об «архитекторах и прорабах», а о том типе мышления, который овладел значительной группой людей. Думаю, что именно из сочетания социал-дарвинизма и присущей евроцентризму безответственности возникло и еще одно свойство антисоветского проекта – поразительный "моральный релятивизм" (применим этот мягкий и туманный термин). Уже в конце 60-х годов в интеллигентной среде сознательные «антисоветски мыслящие» товарищи стали выделяться в особую субкультуру. В лаборатории, например, они говорили друг с другом как посвященные – так, что постороннему было трудно понять, о чем идет речь. У них были свои дела и проблемы, причем создавалось впечатление, что по отношению к «непосвященным» у них не действуют те моральные нормы, которые раньше казались общепринятыми, как бы «естественными». Это поначалу очень удивляло.

Помню случай в начале 70-х годов. Меня стали привлекать в «Комсомольскую правду», писать статьи о науке (я занимался науковедением). Зав. отделом науки был молодой талантливый журналист, мне очень нравился. Мне он тоже симпатизировал и как-то изложил свое сознательное антисоветское кредо. Видал я раньше антисоветчиков, которые изрыгали хулу, а этот был спокойный и именно сознательный. Потом он сделал быструю карьеру (даже стал зам. главного редактора «Известий»). В 1973 г. он попросил меня съездить в командировку в Бийск. Оттуда из пединститута какой-то доцент прислал письмо с обличениями ректора, на высокой политической ноте. Я поехал, говорил со многими преподавателями, студентами, ректором, этим доцентом. Доцент этот был подлый сутяга, который хотел подключить к своей сугубо личной склоке центральную прессу. Дефектом ректора была только доверчивость.

Вернулся я в редакцию, говорю, как обстоит дело – поддерживать сутягу против честного человека нельзя. И этот интеллигентный, талантливый журналист взорвался. Мол, как это нельзя! Сутяга, честный – какая разница. Ты что, из-за ерунды хочешь такую дорогую командировку оставить без результата? Эта философия меня очень тогда взволновала. В нашей, «просоветской» среде было много хамства, даже подлости, но такой философии не было. Напротив, антисоветская позиция как-то преломлялась у этих интеллигентов в ощущение своей причастности к высокой миссии, которая позволяла им не обращать внимания на такие мелочи. В них уже было что-то от Родиона Раскольникова.

Те идеологи, которые уже с 60-х годов «проектировали» структуру и логику антисоветской пропаганды, сознательно пошли на разрушительный для нравственности шаг, которого не заметили «честные демократы» и который нам всем теперь

дорого обходится. Они широко использовали то противоречие, которое неизбежно возникает при «родовых муках» становления нового строя. Заключается оно в том, что политический и идеологический аппарат, который служит инструментом этого становления, в широких масштабах вступает в конфликт с пророками и провозвестниками именно этого строя. И не только вступает с ними в конфликт, но часто и уничтожает.

Это, надо подчеркнуть, происходит неизбежно, и не только потому, что аппарат всегда отстает от пророков, что он не может и не должен так глубоко чувствовать и переживать суть исторического процесса. Даже если какая-то часть аппарата и понимает, что пророк прав, она вынуждена его окоротить, потому что аппарат организует движение всей неоднородной и даже внутренне противоречивой социальной системы, он должен следовать именно ее динамике, а не динамике мысли и чувства тех, кто «внял неба содроганье». Никакое большое движение не возникает без пророков и поэтов, но уже в процессе движения избыток их творчества разрушителен.

Во время «родовых мук» становления советского строя многие его самые чуткие и верные выразители и пророки подверглись гонениям или поплатились жизнью. Погиб Н.Клюев, бедствовал А.Платонов, томился в лагере А.Ф.Лосев, а в ссылке М.М.Бахтин, пошел на расстрел А.В.Чаянов. Все это были люди, провидевшие и выразившие, не всегда ясно, самые фундаментальные черты советского проекта. Подлость антисоветских идеологов я вижу в том, что они представили этих мучеников-пророков своими политическими и идеологическими союзниками. Этим они нанесли новый и гораздо более трудно поправимый удар по делу этих мыслителей – они блокировали, нейтрализовали их мысль, которая для нас в поиске пути имеет именно фундаментальное, а не конъюнктурное, значение. После того, как люди А.Н.Яковлева «прибрали к рукам» Чаянова – кто его читает?

А.Ф.Лосев замечательно изложил место космического мироощущения в современной нам русской культуре, и эта его разработка была бы очень важна для понимания особенностей советского проекта в его сравнении с Западом. Именно пассаж о конфликте между космическим мироощущением русского человека и ньютоновской картиной мира привел на XVI съезде ВКП(б) Л.М.Каганович, нападая на А.Ф.Лосева, как пример «мракобесия» – удивительная чуткость. Но разве это дает право антисоветским либералам представлять Лосева своим союзником? Ведь это подлог, в данном эпизоде их философский союзник – Каганович.

А если спуститься с уровня философии к земному человеку, то кредо таких людей, как Лосев состояло в том, чтобы помочь становлению нового строя, а не сыпать песок в буксы. Он пишет из лагеря жене 23 февраля 1932 г.: «… Темные стороны современного строительства не должны затемнять нашего зрения до полной темноты. Есть, напр., тут люди, и очень солидные, которые саркастически высмеивают меня за то, что я принял предложение быть преподавателем арифметики в здешнем ликбезе; и, замечая явные успехи моего преподавания, начинают говорить о несовместимости ликбеза с моим мировоззрением. Я не знаю, о каком моем мировоззрении они говорят, но я знаю, что это – действительно мракобесы и безнадежно мрачно-озлобленные на всю жизнь люди» («Вопросы философии», 1989, № 7).

Именно в таких людях и горел всегда антисоветский огонь.

Но вернемся к взращиванию обыденной аморальности. Исследователи отмечают, что рост подавляющего числа патологических социальных явлений обуславливается экономическими и политическими потрясениями, снижением уровня жизни. Начавшаяся в 1985 г. перестройка характеризуется именно этими факторами. Росту проституции, наряду с социально-экономическими, способствовали и культурные факторы, в частности, воздействие средств массовой информации. Они целенаправленно развращали молодежь.