Антисвинизм, или Необычайная история одного восстания
Шрифт:
Поэтому, отложив обед до лучших времен, шериф с подручными отправился допрашивать задержанного осла.
Савла бросили в одну камеру с Евклом, которого шериф застал забившимся в угол и с ужасом смотрящего на лежащего на полу, с мешком на голове и что-то бормочущего по-человечьи осла. Евкл действительно находился на грани умственного помешательства от такого соседства.
Теперь в показаниях Евкла мало кто сомневался. Но и выпускать раба до выяснения всех обстоятельств дела шериф не собирался. Раб был вещью, имуществом, собственностью, а значит, должен быть возвращен его владельцу.
Допрос Савла начался в его присутствии. Все еще не веря в реальность происходящего, Джон Уайт машинально задал ослу стандартный для допроса вопрос.
– Имя, фамилия, место и дата рождения? – после этого он поперхнулся и переглянулся со стенографистом. Ситуация, как и вопрос, были абсурдны до предела. Но театр абсурда продолжался.
– Савл, – услышали они в ответ. – Фамилию не знаю, место рождения: скотный двор Стива Хопкинса, даты не знаю тоже. Снимите мешок, пожалуйста!
Шериф сделал знак дежурному и тот, сдернув с головы осла мешок, тут же с опаской отскочил в сторону.
– Кто научил тебя разговаривать? Кто сделал тебя разумным существом?
– Бог наш всемогущий и единственный – Соломон Гросби!
– Откуда ты знаешь Соломона Гросби?
– Я не знаю его. Бога никто знать не может.
– Тогда с чего ты взял, что именно Соломон Гросби сделал тебя таким? И откуда ты взял, что Соломон Гросби вообще является богом?
– Так сказал пророк его, принесший нам животным благую весть от бога нашего, давший нам хлеб волшебный, съев который мы, животные, стали людьми.
– А кто этот пророк?
– Верный апостол бога нашего Соломона Гросби – пес Пират.
При этих словах Джону Уайту стало не по себе. Он знал не только Соломона Гросби, но также, что любимого добермана Соломона звали Пират. Появлялось слишком много совпадений для того, чтобы относиться к показаниям осла, как к бреду.
– Ты знаешь этого осла, раб? – обратился шериф к Евклу. Тот в ответ утвердительно затряс головой.
– Это осел с плантации моего хозяина. Его действительно зовут Савл.
– Он бывал когда-нибудь в хозяйстве Соломона Гросби?
– Никогда, господин.
– А зачем Соломону Гросби потребовалось посылать к вам пророка, кормить вас хлебом и делать вас разумными тварями? – шериф снова обратился к ослу.
– Бог любит свои создания! Он считает, что мы такие же творенья его, как и человек и имеем такие же права на этой Земле, что и вы, люди. Бог считает, что люди нарушили заповеди его, сделав нас животных рабами своими, и убивая нас ежедневно и безнаказанно.
От таких речей осла шерифу Джону Уайту сделалось не по себе еще больше. Он ненадолго прервал допрос и вышел на улицу, чтобы глотнуть свежего воздуха. То, что он там увидел, повергло его в еще большее уныние. Перед его участком стояла приличная толпа с плакатами, на которых было изображение осла и требования освободить его, как пострадавшего за веру свою.
Некоторые плакаты были сделаны в виде икон, на которых осел был изображен в виде святого, с печальным лицом, грустными
Быстро вернувшись в участок, шериф приказал поднять по тревоге всех полицейских, их добровольных помощников из граждан и срочно разогнать митинг. Он понимал, что нельзя терять ни минуты, поэтому надо как можно быстрее заканчивать выяснение всех обстоятельств.
Допрос продолжился уже в новом, более динамичном и жестком режиме и продолжался несколько часов.
Сказать, что шерифу удалось многого добиться от осла – это сказать неправду. Осел – на то и осел, чтобы знать только то, что ему положено знать. Тем более, что в самом восстании он не участвовал, а только наблюдал за ним со стороны. На все вопросы он отвечал только то, что уже говорил ранее: «я должен»; «я обязан предупредить людей»; «Соломон Гросби – наш бог»; «Пират – пророк его»; «свиньи избраны богом на царство вечное на Земле»; «Стив, его семья, и все люди в хозяйстве погибли»; «конец света для всех людей и пришествие царства бога для всех животных неизбежно!».
Даже когда к нему применили пытку, он продолжал твердить то же самое, только под воздействием боли впадал в еще больший религиозный экстаз. У него стали появляться все новые слова и выражения типа: «прости их, милостивый Соломон Гросби, ибо не ведают, что творят!»» или «преступления и грехи ваши падут на головы детей ваших!». В какой-то момент допроса у Савла возникла галлюцинация, в которой он увидел Соломона Гросби в виде осла, зовущего его к себе. Савл крикнув: «Иду к тебе, боже!», упал без чувств к ногам растерявшегося шерифа.
Растерянность шерифа была вызвана еще и тем обстоятельством, что он не знал, как относится к Савлу: как к животному или как к человеку? С одной стороны, перед ним лежал осел обыкновенный, соответствующий всем параметрам и классификациям ученых зоологов. С другой стороны, это уже был осел необыкновенный, ибо по рассудку и своему поведению, мало чем отличался от среднестатистического прихожанина местной церкви.
Он говорил теми же словами, что и указанный прихожанин и мыслил теми же категориями. Только вместо правильных для обычного прихожанина имен богов и пророков, осел называл имена совершенно другие, богохульные и еретические.
«А вдруг этот осел мог оказаться заколдованным человеком? Может история, написанная когда-то Апулеем, про золотого осла, воплотилась в жизнь в тихом и благочестивом городке Гринвилл? – спрашивал себя шериф, все больше и больше веря в колдовство. – Сейчас убьешь этого осла, а он возьмет и превратится в какого-нибудь человека. И хорошо, если этот человек окажется беглым рабом. А может оказаться, как в той сказке, каким-нибудь заколдованным порядочным человеком, еще плюс ко всему и высокопоставленным чиновником. Мало ли среди них по облику людей, а по сути своей – обыкновенных ослов! На всякий случай, надо бы отправить полицейских к Соломону Гросби, на божественности которого, так настаивает этот осел. Пусть он хоть немного прояснит суть событий».