Антитело
Шрифт:
«Как это будет выглядеть для дяди? — Хреново».
Сердце никак не желало замедлить свой спринтерский бег. Во рту пересохло.
«Случайность или нет? Господи, я сам чудом живой остался!»
Глеб подумал, что упади дерево секундой позже, и он успел бы дать задний ход. Очень легко было представить, как исполинская сосна падает на кабину, сминая ее, расплющивая, словно консервную банку вместе с ним, сидящим внутри.
Эта мысль мгновенно отрезвила Глеба. Он оттолкнулся от разбитого борта и поспешил к полю.
«Ну
Он почти бежал, постоянно оглядываясь по сторонам, а в голове настырно стучало: «Не случайно! Это не случайно!».
Глеб выбежал на поле, остановился и сел прямо в траву, накрыв голову руками. Пришел запоздавший шок: все тело сотрясалось от дрожи, из глаз брызнули слезы. Он сидел и бубнил про себя «таракан, таракан — тараканище!», стараясь не сосредотачиваться на том, что случилось. Не думать об этом.
В таком состоянии его и обнаружил дядя.
Не было ни криков, ни обвинений, только глубочайшее разочарование. Сергей стоял немного в стороне от Глеба и смотрел на пикап: свою гордость, своего помощника. Отличная, безотказная машина — символ его успеха, теперь превратилась в бесполезную и уродливую кучу железа. Как и вся его жизнь.
«Аленка знала об этом. Знала с самого начала и ничего не сказала. Она должна была предупредить. Глеб мог бы пострадать».
Бессвязные мысли носились в голове, словно птицы.
«Что за бред я несу? Никто не мог знать. И избежать этого нельзя было, потому что… Потому что — нет выхода».
Он подошел к Глебу.
— Ты как?
Парень поднял голову. Он выглядел больным, и, казалось, плохо соображал, где находится.
— Нормально.
— Пошли в дом.
Сергею пришлось помочь Глебу подняться на второй этаж. Уложив племянника в кровать, он спустился вниз, размышляя, как сказать Ире, что машины больше нет. И надежды нет. Им придется оставаться здесь, пока болезнь, начавшаяся с Аленки, не выкосит их, как траву.
— Машина разбита.
— Как разбита? Что случилось?
— Дерево. Пока я был здесь, на нее упало дерево.
— Глеб?
— Он в порядке. Я отвел его наверх.
— Я же говорила! — сказала Аленка.
— Я…
Ира встала с кровати, покачнулась и вышла из комнаты. Скрипнула кухонная дверь, и до них долетели звуки, от которых у Сергея сжалось сердце.
— Мама плачет?
— Да, милая.
— Ей жалко машину?
— Она очень устала и плохо себя чувствует.
— А я не плачу!
— Молодец.
Сергей закашлялся, а потом несколько раз чихнул.
— Будь умницей. Я пойду — сделаю покушать.
Глеб не заметил, как провалился в сон. Глубокий сон без сновидений. Он не слышал, как скрипнула дверь, не видел, как в комнату заглянула тетя. Она остановилась у кровати и долго
По крыше застучали птичьи коготки. День медленно поворачивался к закату.
День одиннадцатый
Проснувшись, Глеб еще долго лежал в кровати с открытыми глазами. Его охватила тоска, такая неожиданная и острая, что хотелось плакать, хотя причин — видимых причин — для нее не было. Он лежал, мучительно стараясь думать о чем-нибудь хорошем, зацепиться за какую-нибудь спасительную мысль, которая поможет подняться, поможет жить дальше.
Настя. Ее образ возник из сплетения сна и яви. Она предстала, словно ангел, призванный спасти и отвратить беду, утешить. Но, вопреки ожиданиям, этого не произошло. Стало только хуже. Глеб закрыл глаза.
Невозможно увидеть ее, прикоснуться — лес запер и запечатал ферму надежней любого сейфа, и нет способов вырваться. Любовь осталась в прошлом. Как и вся жизнь. Впереди лишь медленное умирание. Настолько медленное и незаметное, что сама граница между жизнью и смертью становится расплывчатой, и уже нельзя сказать точно, по какую сторону от нее протекает томительное существование.
«Может быть я уже мертв. Все мы».
Глеб пролежал еще почти час, вяло борясь с самим собой и все больше мрачнея. Разболелась голова. Он отбросил одеяло, сел и выглянул в окно. Солнце взошло и напитало своим светом новое утро. Чистое и яркое, до блеска, до звона — оно словно призывало позабыть все вчерашние проблемы. Новый день — это новая возможность, и она раскинулась вокруг и звала. Призывала скинуть ночной саван и возродиться.
Глеб решительно встал и начал одеваться.
Еще на лестнице он услышал, как кашляет дядя — громко, надсадно; теперь не оставалось никаких сомнений, что скоро он сляжет. Здесь в доме ситуация могла только ухудшиться, вопрос лишь в том, как быстро. Глеб с ужасом думал о том, что скоро пробьет и его час. Представил, как будет лежать у себя в комнате, горя от высокой температуры и ждать конца.
Он сразу прошел в коридор и открыл зеркальный шкаф. Средств от простуды почти не осталось.
«Скоро они закончатся совсем. Как глупо, что я не сделал никакого запаса. Но кто же мог знать?».
Глеб взял таблетку цитрамона и направился на кухню.
Дядя сидел в гостиной и смотрел телевизор. Красный шерстяной шарф на горле напоминал открытую рану, а сам он — осунувшийся, с серым безжизненным лицом — мертвеца, который по какой-то причине считает себя живым. Под глазами четко наметились темные круги.
«А я ною. Да по сравнению с ним, я в полном порядке».
Стало очевидно, что с каждым новым заболевшим, хворь делается все сильнее и развивается быстрее.