Антология мировой фантастики. Том 4. С бластером против всех

Гаррисон Гарри

Рядом с ним в темноте Поттер издал странный, глухой булькающий звук. Только через несколько секунд Майкл понял, что этот звук означал у коротышки-толстяка смех.

— Ну что ж, — быстро проговорил Майкл Вайерман, не желая развивать тему, вызывавшую веселье, и решив сменить разговор, — завтра начинаем.

— Да, — откликнулся Поттер, — завтра начинаем. Надеюсь, вспыльчивые парни Хамиля не перестреляют друг друга во время инструктажа.

— Да уж лучше бы так, — согласился Майкл.

В безмолвной тьме он откинулся на спину, пытаясь разобраться, каким ветром занесло его сюда. Когда Томас Хармон предложил ему лететь на Землю, Майкл решил что ему крупно повезло. Во время разговора с отцом

у него сложилось смутное впечатление, что тому не понравилась эта затея, однако он был вынужден уступить под доводами Хармона — тогда отец глубоко вздохнул и согласился, но появившееся при этом несчастное выражение у него на лице так и не сходило больше до самого отлета Майкла. Он нередко замечал это выражение, посматривал на отца тайком. Но в ту пору он жил как в тумане — каждое утро просыпался с новой теплой волной осознания того, что очень скоро летит на родину, где будет сражаться, где вскоре действительно сделает что-то важное, где его жизнь по-настоящему начнется — у него не было времени, чтобы остановиться и подумать.

Время для размышлений у него появилось сейчас. Восторг и возбуждение ушли, разбившись о скалы холода Хамиля и обидчивой вспыльчивости Ньюфстеда. Сейчас он мог трезво оценить и взвесить выпавшее на его долю.

С одной стороны, он был доволен тем, что оказался здесь. Возможно, он не сможет принести ощутимую пользу, но по крайней мере будет следить за Хамилем. Такой свидетель необходим — если Хамиль решит хоть в чем-то отойти от оговоренного плана, Майкл попытается дать об этом знать на Центавр.

Поймав себя на такой мысли, он удивился. Никто на Чиероне никогда даже подумать не мог о том, что генерал Хамиль способен предать дело освобождения Земли. Лично Майклу такое даже в голову не приходило. Догадывался ли об этом Томас Хармон? Что должен был знать о Хамиле Хармон, чтобы генерал возбудил в нем такого рода подозрения?

Маловероятно, чтобы кто-то имел веские основания сомневаться в Хамиле. Скорее всего, умудренный опытом Томас Хармон почуял малонадежность борцов за свободу даже с расстояния четырех световых лет. Такое умение разбираться в людях показалось Майклу поразительным.

Его познания в международной дипломатии были крайне незначительны. Можно было сказать, что его опыт в этой области равнялся нулю. На Чиероне он, разумеется, закончил среднюю школу. Но вместе с тем в течение всего времени посещения школы он твердо держал в памяти, что центаврианское образование для человека, чья жизнь должна достигнуть своего рассвета на Земле, не представляет практически никакой ценности.

Кстати, о Земле ему тоже было известно крайне мало. Мать много рассказывала ему об истории родной планеты, об особенностях социального устройства тамошней жизни, как о предмете близком ей через мужа. Он с удовольствием слушал ее рассказы, час за часом просиживая у матери на коленях или у ног на ковре — старинные истории о великих землянах: Шарлемане и Цезаре, Наполеоне и Теодоре Рузвельте, Вашингтоне и Уинстоне Черчилле — жадно впитывая знаменательное прошлое своего мира. Естественно, рассказы матери не были академичными — он понятия не имел, в каком веке, например, жил и сражался Шарлемань. Зато твердо знал, что это был человек несгибаемой воли и преданный делу, влюбленный в свою страну и приверженец принципов справедливости — впрочем, этим отличались все великие земляне.

Майкл Вайерман конечно же не надеялся стать новым Шарлеманем. Хотя бы уже потому, что боялся смерти и не чувствовал в себе стойкости и уверенности духа, необходимых для того, чтобы перенести физическую боль. Все эти изначально необходимые любому лидеру качества не были заложены в нем с рождения. В юном возрасте он, само собой, мечтал о великом, как и все мальчишки. Но с годами

сумел различить ту существенную разницу, которая отличает его от замечательных людей из рассказов матери. Он никогда не представлял себе четко, чего хочет в жизни — он готов был принять все, что жизнь могла преподнести ему, хотя и не ожидал никаких сверхвыдающихся даров, полагающихся в этом мире людям несгибаемым. В свое время он был необыкновенно рад уже тому, что может, как ему сказали, взять в руки оружие во имя освобождения Земли.

Испытывая сожаление по поводу того, что отец так и не нашел времени научить его особенностям взгляда на окружающее, присущим вершителям судеб народов, одновременно с этим он понимал, что и его собственная вина здесь не меньшая, поскольку будучи ребенком он не проявлял тех же качеств, которые видел у отца, да и у других взрослых людей вокруг. Но теперь же, как хотелось ему надеяться, прожив изрядный кусок жизни, он приобрел кое-что из подобного опыта самостоятельно. Потом, когда освободительная война завершится, возможно он и его отец сумеют сблизиться хотя бы немного.

— Холодно, черт возьми, — пробормотал Иссак Поттер, стуча зубами.

С самого начала Майкла Вайермана интересовало, кто такой Поттер? Наконец у него сложился ответ — возможно, не самый лучший. Истинное лицо Поттера стало ему понятно с самой первой минуты их встречи, он долго крепился, но вот теперь настоятельное желание продемонстрировать собственную проницательность наконец взяло верх.

— А я думал, что в Секретной Службе держат ребят покрепче, — проговорил он.

— А? Ты о чем это? — просипел Иссак Поттер.

— Ни о чем, мой нервный друг. Не обращай внимания.

Майкл Вайерман многозначительно усмехнулся себе под нос, но озноб превратил его смешок в судорожный кашель.

— Поднимайся!

Это был голос Ньюфстеда, и безжалостно тыкающий Майкла в поясницу мысок ботинка тоже принадлежал Ньюфстеду, но сам Ньюфстед был невидим. Промерзший и мокрый насквозь, больной и еле ворочающий руками и ногами, еще не выбравшийся окончательно из беспокойного мучительного сна, Майкл поднялся, сел, продрал глаза и открыл, что похоронен заживо в белом мареве. Густой и непроглядный серо-белый туман, липнущий к лицу подобно мокрой паутине, клубился вокруг. Помотав головой из стороны в сторону, он попытался очистить ее от мерзко-давящего груза недосыпания, притупляющего чувства. Мир вокруг него оглох, утонув в клейком тумане.

С мстительной настойчивостью Ньюфстед снова ткнул его ботинком в бок.

— Вставай же, черт тебя дери!

Майкл скинул с себя одеяло, поднял голову и высунул ее из приземного туманного слоя. Плотный белый пар стекал вниз по склону оврага двухфутовым покрывалом, местами разрезаемый стволами деревьев и просачиваясь сквозь кустарник. Заполнив неглубокое дно оврага, туман улегся в нем тяжело и ровно и стекал по нему вниз, чтобы стелиться дальше по склону горы — казалось, что деревья и кусты образовывались где-то в темной потаенной глуби этого водянисто-молочного озера, вырываясь на его поверхность лишь вершинами.

— Где Поттер? — прохрипел Майкл, растирая лицо шершавыми ладонями.

— У Хамиля. Ты будешь подниматься или нет?

Майкл Вайерман снова поднял голову и уставился на противоположную сторону оврага с тупым изумлением. Буквально в десятке метров от него творилось нечто фантастическое, невообразимое.

Под молочным покровом дно оврага кипело, будто в его недрах бились могучие, но почти невидимые снаружи существа. Майкл вдруг заметил, как возле поверхности озера вынырнуло что-то, описало короткую дугу, исчезло, но потом взметнулось опять, уже выше, достигнув чистого воздуха и превратившись в напряженную человеческую руку с ножом и тут же исчезло снова.