Антология сатиры и юмора России XX века. Том 6. Григорий Горин

Горин Григорий Израилевич

Муж. Я не с вами разговариваю. (Жене.) Ты слышала?!

Четвертая хористка. Мишенька, не скандаль, совсем немножко осталось.

Муж. Я этим «немножко» сыт по горло! Посуда не мыта, я болен, сын болтается неизвестно где, а мать музицирует!

Шубин. Товарищ, не срывайте нам мероприятие!

Муж. Чихал я на ваше мероприятие!.. Выслуживаетесь? Грамоту зарабатываете, да?! Каждую субботу загоняете людей в подвал, морите их здесь… Я доберусь до вашего начальства! Кто разрешил такое самоуправство?!

Шубин. Чем понапрасну кричать, лучше б помогли жене да встали в хор. Голос-то вон какой зычный!

Муж. (жене).

Мария, домой!

Хористка. Извините… (Уходит вместе с мужем.) Шубин. Из какой он квартиры?

Один из хористов. Из двенадцатой…

Шубин (записывая в блокноте). Он у меня померзнет… Печников (всем). Товарищи, не будем отвлекаться…

Ничего страшного… Может, и хорошо, что ее нет… Давайте все без остановок…

Шубин. С «одинок я сижу во садочке»? Печников. Ни в коем случае! Я уже это слышать не могу. Со второго куплета…

Хор. Пум-ба-па. Пум-ба-па…

Печников. Стоп! Откуда посторонний звук? (Четвертому хористу.) Что вы там крутите?

Четвертый хорист. Мясорубку заклинило. Жена просила починить… Вот взял с собой…

Печников. Убрать!.. Со второго куплета без остановок – и-и!..

Хор.

Пум-ба-па. Пум-ба-па. Пум-ба-па.

Ветерок нежно травку колышет.

Пчелка мед собирает с цветов.

Лишь ее голосочка не слышу.

И за ней полететь сам готов.

Пой, ласточка, пой! Пой, не умолкай!..

Распахивается дверь, врывается Муж хористки.

Муж (кричит). Шантажист! (Всем.)Товарищи! Вас одурачили! Я сейчас дозвонился в райисполком, и мне официально сказали, что никакой хор никому не нужен!!!

Пауза.

Четвертый хорист. Это точно?

Муж. Абсолютно!

Печников (Мужу). Какое право вы имеете срывать репетицию?

Муж. Репетиции? А для чего они?! Я звоню в райисполком, рассказываю про это безобразие, а мне говорят, что никакого смотра нет и не будет!.. Что хоры при ЖЭКах никем не запланированы и не предусмотрены! И что насильственное пение противоречит советской демократии!! Понял, Шубин?!

Четвертый хорист (спокойно завинчивает мясорубку, выходит из строя, с угрозой говорит Шубину). Шубин, чтоб в понедельник был маляр! (Уходит, хлопнув дверью.)

Первый хорист. Николай Степанович, объясните – в чем дело?!

Шубин. А чего объяснять…

Третий хорист. Как это «чего»?! Зачем вы нас сгоняете, если это не мероприятие?!

Печников (хору). Сгоняете?!

Третий хорист. А кто ж сюда добровольно пойдет?!

Печников. Николай Степанович, выходит, вы и меня обманывали? Никакой тяги к музыке у товарищей нет?

Вторая хористка. Какая тяга? Он нас держит на крючке!

Третья хористка. Это называется – использование служебного положения в корыстных целях!

Первый хорист. Если бы… Это хоть можно понять! А то – смотра нет, грамота нам не светит, начальство даже не в курсе… Тогда зачем поем?

Шубин. Слушаю я вас, товарищи жильцы, и так мне скучно жить становится. Грамота… Начальство… Для чего поем? Поем и поем! Просто так! Для внутренней

красоты!.. (Печникову.) Вы же сами, Петр Евгеньевич, говорили, чего Бах говорил.

Печников. Да мало ли что говорил Бах!

Первый хорист. Морочил всем голову… «Песнопение»… «Божество в коллективе»! Надо еще разобраться, товарищи, – не собирался ли он запродать нас церковникам?!

Печников. Несолидно все получается, Николай Степанович! (Хору.) Товарищи! С этой минуты я вас больше не задерживаю. До свидания! (Уходит.)

Второй хорист. А нам что? Какие указания будут, Николай Степанович? Уходить, не уходить?

Шубин. Уходить!

Вторая хористка. А как наши просьбы?..

Шубин (подходит к столу, снимает трубку телефона). Алло! Якименко! Шубин говорит… Запиши там в книге на понедельник: в двадцатой квартире – побелка, в семьдесят восьмой – облицовка, в тридцать вторую – электрика, и в этой… в двенадцатой – батарею поменять! Никаких разговоров, сказано – в понедельник!! Все! (Вешает трубку. Хору.) Вопросы есть?

Первый хорист. Вы напрасно на нас обижаетесь, Николай Степанович… Мы с вами ссориться не хотим.

Первая хористка. Воскресник какой-нибудь, деревья сажать – мы пожалуйста!

Хористы и хористки расходятся. У рояля остается одна Кира Платоновна.

Шубин. Я вам, Кира Платоновна, дверь обещал заменить… Так плотник на бюллетене…

Кира Платоновна. Мне совсем не к спеху..

Шубин. Идите спокойно домой, отдыхайте… Никого я больше не держу!

Кира Платоновна. Меня сюда никто и не загонял…

Шубин. Да разве я кого загонял?.. Я приглашал. Мы ведь сейчас как поезда стали, носимся друг мимо друга, каждый по своим рельсам… А когда и встречаемся, то лоб в лоб! И катастрофа! А тут знали: есть место, где можно собраться, попеть… Я так понимаю, Кира Платоновна, нельзя с утра до вечера заниматься кранами, батареями, химиями… Штамповка получается, а не человек. Обязательно что-то для души надо! Пение – это ж такая красота! Особенно хор. От всего очищает. Вот ты, к примеру, эгоист, а встал в хор – и не можешь быть эгоистом!.. Думал, поймут! Поворчат, посердятся, а потом и понравится!.. Конечно, на крючке людей держать, может, и неправильно, но, с другой стороны, раз уж в доме не обойтись без недоделок, так уж лучше использовать их себе на благо!.. Не поняли!.. Отпелся!.. И везет же людям, которые с талантом. А я в хор Дома культуры хотел записаться – не взяли. Говорят, слуха нет! И пускай нет! Я же не зарабатывало своим слухом… Вон как в детском саду у вас хорошо! Все поют, все дети… (Запел.) «Мы едем, едем, едем в далекие края, веселые соседи, счастливые друзья!»

Кира Платоновна. Ну-ка, подойдите сюда, Николай Степанович! (Наигрывает ему эту мелодию.) Ля-ля-ля, ля-ля! Попробуйте повторить!

Шубин. Бросьте… Зачем это, Кира Платоновна?

Кира Платоновна. Ля-ля-ля-ля! Я прошу вас, повторите!

Шубин (нерешительно). Ля-ля-ля-ля!

Кира Платоновна. Чуть-чуть повыше!

Шубин. Ля-ля-ля-ля!

Кира Платоновна. И кто вам сказал, что у вас нет слуха?

Шубин. Теперь-то прорезается! Я как с Петром Евгеньевичем позанимался, так сразу почувствовал!