Антология сатиры и юмора России XX века. Том 6. Григорий Горин

Горин Григорий Израилевич

Кира Платоновна. Ля-ля-ля-ля!

Шубин (радостно). Ля-ля-ля-ля!

Открывается дверь, робко входит Сидоров.

Вам что, товарищ?

Сидоров. Извиняюсь, мне ничего! Справочку навести хотел… Вправду хор отменяется?

Шубин. А вам какая разница?

Сидоров. Мне-то, собственно, никакой… Я вообще не из этого дома… Мать у меня здесь живет, в третьей квартире… Ну а я иногда к ней приезжаю… Продукты завезти или просто

повидаться… Она иногда звонит: Толя, мол, приезжай… Или я сам звоню: мол, как там дела, мама?.. Вот!

Шубин. Ну и что?

Сидоров. Да ничего… Мать, говорю, у вас живет в третьей квартире, а я к ней приезжаю…

Шубин. Так чего ты хочешь? Потолок обвалился у вас?

Сидоров. Зачем?! Потолок в порядке… Мать живет, говорю, в третьей квартире… Как раз тут, над красным уголком. Когда хор поет, там все слышно…

Шубин. Мешаем, что ли?

Сидоров. Зачем?.. Экий ты непонятливый! Хорошо, говорю, поете! Я из-за вас стал каждую субботу к матери ездить… Сидим слушаем, душа радуется!

Шубин (недоверчиво). Тебе что, делать нечего? Разыгрываешь меня!

Сидоров. Почему? Очень даже хорошо!

Шубин. Что ж тут хорошего? Скрипим, как телега немазаная…

Сидоров. Ну это вам, музыкантам, конечно, виднее… А я вот как простой слушатель скажу: нам нравится.

Шубин. Да что же ты в дверях стоишь, дорогой товарищ?! Входи! Садись! (Кире Платоновне.) Вот! А говорят: для чего поем?! (Сидорову.) Значит, нравится?

Сидоров. Ну а как же? Такое дело!.. Особенно «Ласточка»… Мы ее всегда с братьями пели… Нас три брата! Бас, тенор, а я им, стало быть, на гармошке аккомпанировал!

Шубин. Так где братья? Давай их в наш хор!

Сидоров. Братьев нет. Они еще в войну погибли. Я тоже закрутился, гармошку забросил – сам понимаешь, дела… А тут прихожу к матери, а из-под полу – «Ласточка»! Ну мы с ней растрогались… И вдруг соседка заходит – хор, мол, распустили!

Шубин. Это мы еще посмотрим! Никто никого не распустил… Каникулы просто! Ты сам-то поешь?

Сидоров. Какой там пою… Так, если подголоском…

Шубин. Кира Платоновна!..

Кира Платоновна заиграла.

(Запел.) «Одинок я сижу во садочке!..»

Сидоров (подпевая). Только тучки плывут в вышине!

Шубин и Сидоров (хором).

Лишь не слышу ее голосочка. Прилетай же, родная, ко мне! Пой, ласточка, пой!..

Шубин и Сидоров поют «Ласточку», громко и если не совсем правильно, то проникновенно, получая от этого огромное удовольствие. В дверях появляется Печников.

Печников. Стоп!! Это невозможно слушать даже с пятого этажа! Что вы

орете, как мартовские коты?! Я же просил: не форсировать!.. Все забыли! Все! Давайте с первого куплета!.. И пиано… Кира Платоновна!

Печников взмахнул руками, Кира Платоновна заиграла, Шубин и Сидоров запели. Один за другим стали появляться все хористы, присматриваясь и включаясь в общее пение.

Хор.

Пой, ласточка, пой! Пой, не умолкай! Песней блаженства меня успокой! Пой, ласточка, пой!

Занавес

1973

О бедном гусаре замолвите слово

Киноповесть, написанная совместно с Эльдаром Рязановым

Первая серия

«Это произошло лет сто, а может, и двести назад, так что очевидцев, скорее всего, не осталось… Поэтому никто не сможет упрекнуть нас в недостоверности», – эти слова принадлежали режиссеру, который на ходу давал интервью.

На съемочной площадке, как говорится, «смешались в кучу кони, люди»: шла подготовка к съемкам костюмного фильма. Гример наклеивал актеру лихие гусарские усы. Костюмеры наряжали массовку в одежду горожан давно ушедшего времени. Консультант показывал, как гусары поили из кивера коней. На площадке, окруженный лошадьми, осветительными приборами, тонвагенами и лихтвагенами, стоял вертолет. К нему, заканчивая интервью, направлялся режиссер.

«История, которую мы хотим показать, не опирается на подлинные исторические факты. Она настолько недостоверна, что в нее нельзя не поверить».

Взревели винты. Вздыбились лошади. Гусары схватились за кивера, не давая порывам ветра унести их. Вертолет взмыл в воздух… Остались позади залитые солнцем белые кварталы новостроек. Вертолет пролетал над великолепными пейзажами: реки, перелески, озера, поля. Полилась ностальгическая русская мелодия. Она как бы уводила нас из сегодняшних дней в давно минувшие. И вот перед нашим взором возникли снятые с высоты птичьего полета старинные дворцы, парки и замки. Кусково и Петродворец, Архангельское и Павловск, Марфино и Царское Село.

Продолжает звучать голос за кадром:

«Эта история приключилась в то замечательное время, когда мужчины владели шпагой лучше, чем грамотой, и шли бесстрашно не только в бой, но и под венец; когда женщины умели ценить бескорыстную любовь и вознаграждали ее приданым; когда наряды были такими красивыми, а фигуры – такими стройными, что первое было не стыдно надевать на второе.

Это было время, когда царь обожал свой народ, а народ платил ему тем же и еще многим другим.

Это было время, когда лучшие умы России мыслили, но молчали, поскольку им затыкали рты, а худшие говорили, хотя, между прочим, могли бы и помолчать…