Антология советского детектива-11. Компиляция. Книги 1-11
Шрифт:
Преступление было тяжким настолько, что мера наказания полагалась за него одна — расстрел. И все уже было готово, и все доказательства, показания, улики собраны, и уже обвинительное заключение подписано прокурором и предъявлено, оставалось только передать дело в суд… Когда пришел другой брат и сказал, что вышла ошибка. Что преступление совершил он.
Я слушал со всевозрастающим интересом. Мне, как практику, такая ситуация представлялась крайне занятной.
— Ну-ну, — подбодрил я его. — Что было дальше?
—
— Так какой же результат? — удивился я.
— Результат такой, что стопроцентной уверенности у суда теперь не было, и он вместо вышки влепил четвертак. А там амнистия… и так далее.
Насколько я мог судить по интонации, да и по лицу Арсения Федоровича, подробности кончились. Поэтому спросил:
— Ну и для чего вы мне все это рассказываете?
— С единственной целью, — коротко вздохнул он. — Чтобы вы поняли, что мы с братом значили друг для друга.
— Я понял, — сказал я. — Но мне, вероятно, надо сделать еще какие-то выводы?
Он кивнул.
— Один вывод: для того, чтобы найти убийцу брата, я не пожалею ни сил, ни средств.
— Вот как… — произнес я задумчиво, хотя мысли мои неслись в этот момент, обгоняя друг друга: я судорожно пытался выработать линию поведения. — Но ведь вы, должно быть, знаете, что убийца задержан…
— Бросьте, — сказал он жестко, махнув рукой. — Вы же сами рапортовали каждому столбу, что это не так!
— Откуда вам это известно? — начал я и замолчал под его ироническим взглядом. Вопрос был глуп: по крайней мере, в отделении, в райотделе, в прокуратуре и на Петровке знали о моих соображениях. Ив то же время неглуп был вопрос, хоть и оставался без ответа: он означал, что где-то среди этих инстанций у моего милого собеседника есть источник информации.
Все это мне не нравилось. Все эти беседы вокруг да около с весьма подозрительным, никак не разъясненным близнецом убитого вора в законе.
— А при чем здесь подробности моей биографии?
Хотя и сам знал — при чем. Он осуждающе покачал головой: дескать, зря я валяю с ним дурака — и сказал прямо:
— Два года назад вас несправедливо выперли из органов. Сейчас вы работаете на должности гораздо ниже той, что заслуживаете. Перед вами редкий шанс все изменить. Он развел руками, как бы говоря: куда уж больше!
— Все изменить, — повторил я, помолчав. — С вашей помощью?
Он кивнул.
Так, союзничек. Товарищ по оружию. Такого у меня еще не бывало. Я вспомнил, как отводил в сторону прикрытые линзами глаза Валиулин, холодное лицо Степаниды. И спросил:
— А в чем ваша помощь будет заключаться?
Он ответил с готовностью:
— Деньги на расходы. Машину в ваше распоряжение. Информация. Прикрытие.
— Прикрытие —
— Охрана тоже, конечно. Если понадобится. Но и прикрытие… — он повел рукой над столом, — в широком смысле. Мы постараемся сделать так, чтобы вам поменьше препятствовали… По официальной линии.
Ого! Как это он сказал? «Мы постараемся…» Не «я», а «мы».
Если это не блеф, то ты, Стасик, сейчас вступаешь в отношения с весьма серьезными дядями. Ты, Стасик, суешь мизинчик — пока мизинчик! — в пасть к крокодилу и хочешь посмотреть, что из этого выйдет. Впрочем, от меня ведь не требуют расписок кровью? Да и вообще, кажется, ничего не требуют!
— Информация, — сказал я. — Какую информацию вы мне можете предложить?
— Спрашивайте, — сказал он.
— Что за отношения были у Байдакова с вашим братом?
— Ну… — он призадумался. — Байдаков, скажем так, занимался мелкими поручениями.
— Например?
— Привезти продукты из магазина, доставить записку по адресу… Что еще? Сделать ставку-другую на ипподроме. Иногда… — тут Черкизов ухмыльнулся, иногда девочку привезти. Была у брата такая страстишка.
— А откуда он их брал, этих девочек?
— Понятия не имею! — пожал он плечами.
— Тогда второе: кто такой Шкут?
— Шкут? — переспросил он. — Не знаю. Но постараюсь выяснить.
— И третье, — сказал я мягко. — Раз уж мы договорились обмениваться информацией. Какие у вас свои соображения насчет того, что убийца не Байдаков?
— Но… — начал он, изумленно подняв брови.
— Свои, — не дал я ему договорить. — Про кран и стаканы я, слава Богу, знаю без вас. И вам не удастся меня убедить, что вы тут со мной откровенничаете только из-за них. Пожалуйста, свои соображения.
Он молчал.
— Ну что ж… — начал я.
— Погодите, — остановил он меня. — Я вижу, вы весьма сообразительный молодой человек. Отлично, значит, я не ошибся. Вы правы, конечно, свои соображения у меня есть. — Черкизов помолчал. — Мой брат хранил дома большую сумму денег. — Он снова помолчал и добавил: — Очень большую. Такую большую, что Байдаков не смог бы ее целиком ни потратить, ни в пьяном виде надежно спрятать. Достаточно?
— Нет, — быстро ответил я. — Это были его собственные деньги?
Черкизов колебался всего мгновение, прежде чем ответить, но мне этого хватило, и ответить ему я не дал:
— Это был «общак»? Да?
— Молодой человек, — осуждающе покачал он головой, глядя мне прямо в глаза, — вы ведь, кажется, действительно неглупы и должны понимать, что есть вещи, которые лучше не произносить вслух, даже если они вертятся на языке. Для пользы языка в первую очередь.
Он поднялся, взял из угла свою палку и сказал:
— Это не угроза. Боже упаси, это отеческое предупреждение. Никакого материального вознаграждения мы вам не предлагаем…