Антология советского детектива-11. Компиляция. Книги 1-11
Шрифт:
— Вы руководитель группы полковник Быков? — Вальяжно осведомился Арбузов, не торопясь отвечать. — Будем знакомы. Я председа…
— Я вас знаю, Олег Александрович. Почему вы считаете, что Ламко была ограблена?
— Потому что вчера она получила жалованье. Оно у Галины Алексеевны немалое, она всегда клала деньги на книжку. А вчера этого не сделала, ведь сберкасса была закрыта, воскресенье. Если деньги не в сейфе, а их там нет, значит, она взяла их с собой.
— Сколько точно было выдано Ламко?
— Мы с вами, товарищ полковник, должны, наверное, поговорить о
Воздвиженский поразился неожиданной прыти барина. Видно, Гришка накачал его не только таблетками, но и идеями.
— Я должен сделать заявление, — повторил Арбузов, когда дверь закрылась. — Итак. Кончина Ламко не может находиться ни в какой связи с деятельностью нашего предприятия. Наши люди здесь ни при чем, как бы ни складывались их отношения с покойной. И я, как глава правления кооператива, буду протестовать, если вы вмешаетесь в наши цеховые дела. Независимость кооператива я буду отстаивать до конца.
— Я обязательно вмешаюсь в ваши цеховые дела, это моя обязанность. Независимость вашего кооператива тут вообще ни при чем. Итак, сколько денег получила Ламко? Сколько могло быть при ней?
— Тысяча семьсот рублей. Вы принимаете мое заявление?
— Я попрошу вас дать собственноручные показания. Когда вы видели Ламко последний раз, о чем говорили с ней, какие сообщения она сделала при этом? Опишите также характер ваших личных отношений. С какого времени она в кооперативе, почему, как… Все понятно? Бумагу дать или у вас есть?
— Одну минуту, — не унялся Арбузов. — Я хочу еще раз подчеркнуть, кооператив и убийство прошу не смешивать. Мы следим за кадрами. Уголовников среди нас вы не найдете. Мы обязаны выполнить огромную социальную задачу: помимо насыщения рынка товарами, мы обязаны сделать все, чтобы преодолеть в обществе недоверие к нам как к социально-экономическому базису, показать, что кооператив — это будущее нашей экономики…
— Извините, мне нужны показания, а не тезисы вашего доклада в клубе кооператоров. Надеюсь, мое присутствие не помешает?
Арбузов писал, предельно осторожничая. Но решил все-таки сам написать о своей последней ссоре с Ламко, пока кто-то из доброхотов не заявил о ней.
Быков даже не посмотрел, что сочинил Арбузов. Забрал показания и сухо процедил:
— Вы свободны…
Олег Александрович и впрямь почувствовал себя свободным человеком, впервые в жизни по-настоящему оценив, что это за дар — личная свобода… Он вышел в приемную. За столом, где обычно оформлялись заказы, молодой капитан записывал показания Нины Бойцовой. Быков читал книгу регистрации заказов. Майор Левченко с чисто женским любопытством рассматривала модели.
— Нравится, Валентина Михайловна? Заходите. Мы оденем вас, как английскую королеву.
Левченко внимательно посмотрела в его лицо — он даже смутился немного от ее прямого, пронизывающего взгляда.
— У меня доход несколько ниже, чем у ее величества, — сказала Левченко и отошла. Арбузов снова почувствовал себя неважно. Как утром.
И вдруг с шумом распахнулась входная дверь.
— Моя фамилия Городницкая. Я вам сейчас все объясню. Нас с Галиной Алексеевной перепутали. Убить должны были меня.
И тут Арбузов увидел, что на женщине точно такой же плащ, какой носила последнее время Ламко.
3
Быков резко захлопнул толстую книгу учета заказов.
— Кто, кто вам грозил? — Его вопрос прозвучал взволнованно. Воздвиженский даже вздрогнул от такой неподходящей для профессионала искренности.
— Я, живу в постоянном страхе, — заговорила Городницкая, — Вот уже почти полгода. Мой сын отлежал в больнице, у меня убили собаку, и буквально три дня назад, когда мы с Галиной Алексеевной встретились тут неподалеку, они прошли мимо нас и один сказал: «Убить их обеих и спалить…» А позавчера они сказали мне: «Обратитесь в милицию — проститесь с жизнью». Пойдемте, прошу вас, в наш двор. Только там вы поймете, когда все увидите собственными глазами.
Женщина смотрела на полковника моляще, что-то жалкое было во всем ее облике.
— Кто вам грозит? Почему вы не называете этих людей? Вы знаете их имена, фамилии? — участливо расспрашивал Быков.
— Это всего лишь ватага подростков. Не надо смеяться. Они способны на все, — вымученно ответила она.
Городницкая увела за собой Быкова и Левченко. Потом, закончив писать показания Бойцовой, ушел из ателье и капитан Сиволодский.
— Вставной концертный номер, — вдруг сказал Воздвиженский. — Такого в жизни не бывает.
Гриша Горохов пристально посмотрел на Воздвиженского, усмехнулся и тоже вышел.
Воздвиженский пошел в цех, откуда просматривался двор соседнего дома. Он увидел, что Быков, Левченко и Городницкая стоят посреди прекрасно оборудованной детской площадки. Городницкая, жестикулируя, указывала на окна то одного, то другого дома, что-то рассказывала. Воздвиженский отметил, что двор замкнут и похож на треугольник, образованный двумя домами послевоенной постройки и одним новым. Ничего необычного. Таких дворов в Москве миллион. Что ж за страсти могли тут разбушеваться, искренне недоумевал он.
И полковник Быков недоумевал, слушая Городницкую. У него даже сложилось впечатление, что женщина рассказывает все это не в первый раз, оттого не сбивается, не подыскивает слова. Быков готов был поклясться, что если впервые начать формулировать подобные заявления, очень пришлось бы подумать, вспоминая давно ушедшую из оборота лексику.
— Все это не что иное, как проявление классовой ненависти, — чеканила Элеонора Андреевна, и ее, чувствовалось, тоже раздирала та же самая ненависть. — Эти лимитчики, которым долго внушали гегемонизм, а теперь внушили ненависть к руководству, совершают в отношении нас терракты, террор, осуществляют моральную блокаду, вытесняют нас со двора… На парадную дверь перед каждым праздником они клеют записки: «Здесь живут аппаратчики — враги народа». Да, у нас ведомственный дом. Но ведь и мы должны где-то жить!