Антология советского детектива-11. Компиляция. Книги 1-11

Лазутин Иван Георгиевич

— Нет, к сожалению, — покачал он головой. Я внимательно следил за его лицом, стараясь уловить признаки фальши. Но на нем действительно не было написано ничего, кроме сожаления.

— Ну что ж, тогда до свидания. — Я вырвал листок из блокнота и записал на нем свои телефоны, рабочий и к Феликсу. — Если Саша вдруг объявится звоните.

— Вы тоже, — ответил он.

Шагая по направлению к машине, оставленной возле входа в бассейн, я размышлял о том, что ко всем прочим вопросам, на которые мне неизвестны были ответы, прибавился еще один, хоть и не такой значительный, К чему больше относилось сожаление Виктора Васильевича Латынина:

к пропаже сына или к моей несговорчивости?

24

— Хватит! — Сухов с силой прихлопнул ладонью громовские фотографии. Всему есть предел!

В голосе его было не просто недовольство, в нем было возмущение. А я-то шел к нему, тайно гордясь своими необыкновенными достижениями, рассчитывал как минимум на скупую похвалу профессионала, которая, как известно, дороже неуемных восторгов дилетанта. И вот дождался. Восторги при мне, а профессионал костерит меня на чем свет стоит…

— А что я сделал не так? — предпринял я слабую попытку сопротивления.

— Все! — отрезал Сухов.

Я сидел на стуле в его кабинете, а он бегал передо мной, заложив руки в карманы.

— Все! — повторил он. — Ведь я предупреждал тебя, просил тебя: никакой самодеятельности! Уж ты-то, я думал, пишешь про милицию, должен понимать, что мы тут не в бирюльки играем. Эх!..

Он с досадой махнул рукой, остановился напротив меня и произнес чуть не по слогам:

— Здесь у-го-ловный розыск. Здесь работают специально обученные люди. А ты кто такой? Теперь уже я обиделся:

— Интересно знать, а ты бы что делал на моем месте? Между прочим, это не я начал следить за ними, а они за мной! И еще, между прочим, я первым делом попытался дозвониться тебе, но не смог.

Это был мой козырь.

— Не смог… — устало повторил за мной Сухов, вдруг успокоился, сел за стол и принялся перекладывать туда-сюда бумаги. Потом сказал, угрюмо передразнивая меня: — Между прочим, это означает, что я занимался своим делом. А на твоем месте я бы записал номер машины и спокойно поехал в редакцию — заниматься своим делом…

Я не уловил в его интонации чрезмерной убежденности и перешел в наступление:

— Между прочим, когда я нашел Марата, я так и поступил. Сухов посмотрел на меня почему-то иронически:

— Марата он нашел… Нат Пинкертон! В общем так, — продолжал он уже серьезное — про это дело ты забыл. Я тебе звоню, когда мы передаем его в суд. Ясно? Иначе придется мне позвонить твоему главному редактору и сказать, что ты мешаешь следствию.

Тут настал мой черед вскочить со стула:

— Я мешаю?!

— Ну, можешь помешать, — как ни в чем не бывало ответил Сухов.

— Звони, — сказал я решительно. — Редактору нас мужик с головой, я ему кое-что объясню, он поймет. А пока вы будете перезваниваться, я…

— Не понимаешь… — прервал меня Сухов задумчиво и, как мне показалось, с сожалением. — Ни черта ты не понимаешь! Ну ладно, садись за стол.

Я сел, все еще негодуя, а Сухов, гремя ключами, подошел к огромному сейфу, достал оттуда папочку и бросил передо мной:

— Читай!

Я осторожно развязал тесемки.

— Не бойся, не секретное, — насмешливо сказал он, — Секретное тебе не положено. Дело пятнадцатилетней давности… На титульном листе было написано:

«ОБВИНИТЕЛЬНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ

по

уголовному делу №….

по обвинению:

Галая Марата Владимировича в преступлениях, предусмотренных ст. 146, ч. 2, п.п. „а“, „б“, „д“ и ст. 218, ч. 2 УК РСФСР…»

— «Нападение с целью завладения личным имуществом граждан, соединенное с насилием, опасным для жизни и здоровья потерпевшего, или с угрозой применения такого насилия», — продекламировал Сухов, — «а» — по предварительному сговору группы лиц, «б» — с применением оружия или других предметов, используемых в качестве оружия, «д» — лицом, ранее совершившим разбой… Статья 218, часть 2 — ношение, изготовление или сбыт кинжалов, финских ножей или иного холодного оружия… Ты читай, читай, может, хоть так чего-нибудь поймешь.

И он вышел, оставив меня наедине с папкой.

«…Старикова Александра Васильевича…

Филонова Никиты Геннадьевича…

Гаглидзе Шалвы Давидовича…»

Я перевернул страницу.

«В ночь с 11 на 12 сентября Галай, Стариков, Филонов и Гаглидзе по предварительному сговору и совместно с целью завладения личным имуществом семьи Бочаровых проникли в помещение дачи Бочарова И. И….»

Ночь с 11 на 12 сентября была холодной. Об этом, конечно, ничего не говорилось в обвинительном заключении, с подробностями я познакомился позже. Но даже тогда, в кабинете Сухова, за строчками, писанными как будто нарочно в административном рвении исковерканным языком, виднелись на фоне темного осеннего неба декорации и участники этого жестокого спектакля, сыгранного здесь на исходе дачного сезона.

Марат Галай остался у забора, чтобы смотреть за улицей, освещенной тусклой лампочкой на верхушке столба. Остальные, продравшись через мокрые кусты (весь день до темноты лил дождь), выбрались на песчаную дорожку и подошли к дому. Стариков поднялся на крыльцо и потрогал дверь: заперто. Подал знак, и Гаглидзе с Филоновым двинулись вокруг дома, каждый в свою сторону, осторожно пробуя окна.

Дача у профессора Ильи Ильича Бочарова была солидная, с большой застекленной верандой, в два этажа, да еще чердак. Шалве Гаглидзе, который крался вдоль стенки, пугаясь скрипа собственных шагов по мокрому песку, она казалась просто необъятной. Приподнимаясь на цыпочки, он легонько трогал рамы, но ни одна не поддавалась. За мокрыми слепыми стеклами ничего не было видно. «А может, пусто там!» — с надеждой думал он. Сейчас, когда рядом не было никого из этих, Шалико вдруг понял, что боится до дрожи. Он попытался сначала успокоить себя, что дрожит от холода, от капель, которые натекли за шиворот, когда лезли сквозь кусты. Ну, в крайнем случае от напряжения перед таким большим делом. Но в темноте и одиночестве не мог лгать сам себе: он боялся! Показалось, что в четвертом или пятом по счету окне мелькнул свет, и он ощутил, как враз ослабли ноги. Теперь ему ни за что не заставить себя приподняться и толкнуть раму…

Гаглидзе только недавно исполнилось двадцать, он был самым молодым в компании. У себя в Поти Шалико считался не последним человеком среди местной шпаны, по крайней мере в своем районе, ходил всегда с ножом и с кастетом. Подраться, ограбить приезжую парочку или пьяного было для него делом обычным. Но однажды они с ребятами залезли ночью в ресторан и вытащили оставленную там в кассе выручку, тысячи две. Шалико загремел в колонию. Вот тут он и сошелся с Филоновым. Марата и Старикова увидел первый раз уже в Москве.