Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15
Шрифт:
— Да. Свободно.
— Отлично. Тогда… Впрочем, через несколько дней мы с вами еще встретимся и поговорим. Пока поезжайте в Лабиау.
Еще в 1913 году, накануне первой мировой войны, Кенигсберг получил наименование крепости первого класса. К этому времени город имел многочисленные укрепления долговременного и полевого типа. Система его обороны включала в себя два пояса — внешний и внутренний, а также приспособленные к обороне кварталы и отдельные здания.
Внешний пояс обороны города протяженностью сорок пять километров включал в себя пятнадцать фортов, построенных в 1846–1870 годах. Гитлеровская пропаганда
Внутренний пояс обороны состоял прежде всего из двенадцати мощных фортов, названных в честь королей и полководцев: форт I — «Штайн», II — «Бронзарт», III — «Король Фридрих III», IV — «Гнайзенау», V — «Король Фридрих-Вильгельм III», VI — «Королева Луиза», VII — «Герцог Гольдштайн», VIII — «Король Фридрих», IX — «Дер Дона», X — «Канитц», XI — «Донхоф», XII — «Ойленбург».
Форт — это пятиугольное кирпично-бетонное крепостное сооружение. Толщина каменной кладки центральных стен форта достигала 7–8 метров. Со всех сторон форты опоясывались рвами шириной в 10–15 метров, наполненными водой. Передняя стенка рва, одетая камнем, опускалась к воде отвесно, что делало невозможным форсирование рва танками. Задняя, наклонная, стенка переходила в земляной вал. Все изгибы рва простреливались.
В каждом форте размещался гарнизон численностью 300–500 человек, орудия калибра от 210 до 405 миллиметров с дальностью стрельбы до 30–35 километров. Все форты были надежно связаны друг с другом огневой системой, шоссейными дорогами, а некоторые и подземными ходами сообщения, по которым пролегала узкоколейка.
Кроме фортов внутренний пояс обороны имел более пятисот дотов, а также множество укрепленных домов и наблюдательных пунктов. Во внутренний пояс включался Литовский вал, построенный в середине XIV века, — высокая и широкая земляная насыпь с фортами, дотами, убежищами и бронированными огневыми точками. Вал представлял серьезное препятствие для наступающей стороны.
Гарнизон крепости насчитывал около 130 тысяч человек, в основном уроженцев Восточной Пруссии. Гитлеровское командование рассчитывало на то, что, защищая родные места, их битые вояки окажутся более боеспособными, более ожесточенными.
Сергеев уже собирался приступить к работе над макетом, когда 4 марта его снова вызвали к начальнику штаба фронта.
— Вы бывали в Кенигсберге до войны?
— Так точно.
— С какой целью?
— В научной командировке.
— Долго пробыли в городе?
— Около недели.
— Отлично. Так вот, над макетом пока потрудятся другие. А вам предстоит дело посложней. Слушайте…
8
… Солнечным мартовским утром 1945 года по многолюдным улицам Кенигсберга шел молодой, среднего роста, худощавый обер-лейтенант. Дымя сигаретой, он рассеянно поглядывал по сторонам, не забывая, впрочем, отдавать честь тем, кто встречался на пути, — старшим вежливо и старательно, младшим снисходительно и слегка фамильярно. На сером его мундире кое-где виднелись пятна от окопной грязи. Несколько месяцев назад это, наверное,
Город переживал тревожные дни. По слухам, которые подтверждались многими очевидцами, гауляйтер Эрих Кох удрал из осажденного города в свое имение под Пиллау и там отсиживался в бомбоубежище, только изредка отваживаясь на несколько часов прилетать в прусскую столицу. Руководство обороной было возложено на генерала от инфантерии Отто фон Лаша, чье имя почти не было знакомо горожанам, и на фюрера города Вагнера, не смыслящего в военном деле ни на пфенниг.
А русские сидели в траншеях на самой окраине Розенау, и каждый горожанин понимал: штурм приближается, как приближается и конец войны, конец в пользу русских.
Никто не сопротивляется так отчаянно, как обреченный на неизбежное поражение, наверное потому, что ему уже не остается ничего, что жаль было бы потерять. Как загнанный зверь, Кенигсберг огрызался.
Сюда стекались со всех сторон остатки разгромленных частей, сюда собрались беженцы из окрестных районов. Жилищ не хватало, располагались в общественных зданиях, находили временное пристанище в парковых павильонах, торговых палатках, а то и просто на улицах, под наспех поставленными шатрами из брезента и одеял. Немудрено, что во всей этой сутолоке и неразберихе никто не обращал внимания на обер-лейтенанта в помятом мундире.
Такое невнимание не огорчало офицера. Равнодушный, немного усталый, как, впрочем, и все фронтовики, он шел по улицам, рассеянно поглядывая вокруг.
Мимо проносились грузовики с необычными пассажирами: старики, женщины и подростки, вооруженные лопатами и кирками, ехали на оборонительные работы. Таков был приказ Лаша: ежедневно не менее шести — восьми тысяч человек направлять для создания внутренней обороны города. Вместе с солдатами горожане замуровывали окна первых этажей зданий, оставляя лишь узкие бойницы для пулеметов, тащили на крыши тяжелые ящики с песком, укладывая их по краям, ломами пробивали амбразуры в стенах домов.
Кое-где обер-лейтенант вынужден был обходить устроенные поперек улиц завалы, баррикады, рельсовые «ежи». В некоторых местах под свежим настилом булыжника угадывались замаскированные «волчьи ямы». На главных магистралях торчали каменные надолбы — немцы называли их «зубами дракона».
На углу Штайндамм и Врангель-штрассе обер-лейтенанта остановил комендантский патруль. В тщательно отутюженном мундире, словно ничего не изменилось вокруг, в начищенных, как для парада, сапогах, юный лейтенант с двумя обер-ефрейторами позади, четко козырнув, попросил документы.
— Обер-лейтенант Герман Дитрих? Трехдневный отпуск к родным? Как вам удалось это, обер? — завистливо протянул он, возвращая удостоверение личности, и отпускной билет.
— Воевать надо, малыш, — покровительственно и пренебрежительно протянул Дитрих, — воевать надо не на улицах, с повязкой на рукаве, а в окопах. Там либо дают бессрочный отпуск на тот свет, либо держат в грязи неделями и месяцами. Но некоторым счастливчикам выпадает и то, что досталось на мою долю. Все еще не понимаете? Меня наградили Железным крестом первой степени. И пока не отменено старое доброе правило — дали отпуск, как и полагается кавалеру этого ордена. Понятно, юноша?