Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15
Шрифт:
Он вернулся к памятнику Шиллеру поздно вечером, усталый, измученный, переполненный до краев впечатлениями, разнообразными и противоречивыми. Майор Фриц Гершке, он же капитан Советской Армии Василий Ильич Николаев уже ожидал товарища.
— Товарищ генерал, ваше задание выполнено!
Они стояли в кабинете начальника штаба фронта — оба в немецкой форме, перемазанной липкой глиной, местами порванной о проволочные заграждения. Осунувшиеся лица, успевшая отрасти за ночь щетина на подбородках.
Генерал вышел из-за
— Вернулись? Молодцы! — сказал он, словно самой главной заслугой обоих было именно то, что они вернулись живыми и невредимыми. — Спасибо. Что принесли?
— Извините, товарищ генерал. Разрешите присесть?
— Прошу.
Сергеев оторвал подошву своего сапога.
— Вот. Схема расположения огневых точек на юго-западной и южной окраинах города, в полосе наступления армии Галицкого. И еще: схема коммуникаций между фортами того же участка. О настроениях населения разрешите доложить устно.
— Молодцы! — совсем весело сказал генерал. — Но сперва — два часа на отдых. Два часа могу подождать.
— Товарищи офицеры!
Все поднялись, вытянулись по стойке «смирно».
— Товарищ генерал, офицеры штаба фронта по вашему приказанию собраны на служебное совещание.
— Товарищи офицеры, прошу садиться. Старший лейтенант Сергеев доложит нам сейчас о положении в Кенигсберге. Теперь уже не секрет, можно сообщить: старший лейтенант только что вернулся из города после выполнения ответственного задания. Пожалуйста, товарищ Сергеев. Мы слушаем вас.
Тщательно выбритый, в новенькой, специально для такого случая надетой гимнастерке, Сергеев говорил медленно, тщательно подбирая слова. Он уже не раз продумал свое выступление и теперь уверенно рассказывал о том, что удалось ему увидеть, узнать и понять за несколько дней, проведенных в осажденной прусской столице.
28 января 1945 года советские войска перерезали железную дорогу Кенигсберг — Эльбинг, — последнюю. трассу, связывающую Восточную Пруссию с центральной частью Германии.
Кенигсберг был окружен.
Кенигсберг был обречен на гибель.
На гибель было обречено все, что, как чертополох, разрасталось здесь: человеконенавистничество и милитаризм, прусская кичливость и варварская жестокость, реваншистские идеи и дух стяжательства.
Об этом гитлеровская пропаганда умалчивала. Зато она не жалела красок, пугая жителей города теми ужасами, которые ждут их после прихода русских.
28 января советские войска перерезали последнюю нить, связывающую осажденный Кенигсберг с Центральной Германией.
Судьба города была решена.
В городе началась паника.
Ранним утром радио предупредило:
— Внимание, внимание, в девять часов слушайте речь господина правительственного советника Драгеля, начальника провинциального управления! Слушайте речь господина советника Драгеля!
Горожане прильнули к приемникам и репродукторам. Они ждали напрасно: выступление Драгеля не состоялось. К девяти утра господин правительственный советник был
Слухи распространялись с космической скоростью. К полудню десятки тысяч перепуганных, растерянных, сбитых с толку людей беспорядочной толпой двинулись по шоссе на Пиллау.
Кто на новеньких, кто на потрепанных машинах, кто на бричках, запряженных лошадьми, кто просто толкая перед собой тачку со скарбом, иные — погрузив домашние веши на детские санки, другие — с туго набитыми рюкзаками, — шли кенигсбержцы по голому, продутому морозными ветрами, скользкому шоссе, шли навстречу неизвестности, шли, надеясь на последнее, что осталось им: на посадку в трюмы пароходов.
Шли старики, женщины и дети. Мужчин и даже подростков среди них не было: по приказу Эриха Коха все мужское население города в возрасте от 15 до 65 лет зачислялось в фольксштурм.
Старики, женщины и дети шли, сгибаясь под тяжестью вещей, шли, спотыкаясь и падая. Многие, упав, не поднимались больше: их скрюченные тела сковывал жестокий, непривычный мороз, их заметала злая поземка.
Шли матери с мертвыми младенцами на руках. Ковыляли согбенные старцы, повязав головы женскими платками. Их обгоняли ревущие от натуги машины, радиаторы отшвыривали людей в стороны, толпа едва успевала расступиться перед бешено мчавшимися по обледенелой дороге «оппелями» и «мерседесами», «гономаками» и «штеерами».
Удирали в Пиллау члены правительства Восточной Пруссии, видные имперские чиновники — заместитель обер-президента Коха доктор Гофман, другой его заместитель Айхарт, уполномоченный по эвакуации населения доктор Джубба. Они намеревались пробраться в город Кеслин, что в Померании: там было назначено место сбора восточно-прусского правительства в случае крайней необходимости. Правда, приказа о выезде фюрер не отдал, но кому было в тот день до приказов!
Сбежали генеральный прокурор провинции Жилински и президент высшего окружного суда. Тремя днями позже стало известно: оба пойманы на заставе и казнены по распоряжению Гитлера.
Люди шли и шли по продутому студеными ветрами шоссе. На второй день к вечеру, растеряв по пути половину, они ворвались в Пиллау.
И тут же стало ясно: никаких кораблей у причалов нет.
Тогда обезумевшие люди бросились по льду через пролив Фриш-Гаф на косу Фриш-Нерунг чтобы по косе пешком пробраться внутрь страны.
Здесь, у деревушки Нойтиф, их встретили полицейские и армейские заставы. Толпа повернула назад.
И снова долгий, томительный, страшный путь — теперь уже на восток, снова трупы на обочинах дороги и рев автомобильных моторов, снова отчаянные вопли детей и причитания матерей.