Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15
Шрифт:
— А вот человека в плаще, что овощи из колхоза увез, так и не разглядели… — не то спросил, не то упрекнул деда Трофимов.
— Не разглядел, не разглядел, — горестно покачал головой старик. — Ошибся…
— В ком? — в упор взглянул на него Трофимов.
Они вошли в комнату.
— А ты не спеши, не спеши, — усмехнулся старик, притворяя за собой дверь, и подошел к Осокиной.
Двигался Зачиняев с удивительной для его лет легкостью. Говорил быстро, негромко, точно не говорил, а приговаривал.
— Садитесь, товарищи.
Осокина села.
— А ты отчего такой сердитый? — глянул старик на Бражникова. — Гость на хозяина сердиться не должен.
— Я на вас и не сержусь, — сказал Бражников.
— И не сердись… А то, что я о тебе Даше окажу, если спросит? Даша-то ко мне за советом прибежит, ко мне… — Старик улыбнулся смущению Бражникова. — Со мной многие советуются.
— Вот и я к вам за советом пришел, Василий Алексеевич, — сказал Трофимов.
— Ты не за советом, нет! — сурово, точно уличая Трофимова, посмотрел на него старик. — Ты с вопросом пришел!
— С каким же? — невозмутимо спросил Трофимов.
— А с таким, что еще в дверях задал.
— Верно, Василий Алексеевич, с ним и пришел.
— Не веришь, значит, что я того человека в плаще не знаю? — с откровенным любопытством приглядываясь к Трофимову, спросил старик.
— Не верю, — просто ответил Трофимов.
— Так. — Зачиняев быстро присел на скамью рядом с Осокиной и спросил, обращаясь не к Трофимову, а к ней: — Почему же я про машину Громову рассказал?
— Потому, что вы честный человек, Василий Алексеевич, — сказал Трофимов.
— Ага! Честный! — по-прежнему глядя не на Трофимова, а на Осокину, крикнул старик. — Только меня на слова не купишь! Как ты можешь меня честным считать, если думаешь, что я правду утаил? Ну-ка, отвечай!
— На этот ваш вопрос, Василий Алексеевич, вы сами и ответите.
— Мудрено! Мудрено силки расставляешь, — закрутил головой старик, — не понять!
— Что ж тут непонятного? — спросил Трофимов. — Честный человек правды не утаит.
— Я и не утаил.
— Полправды — все равно, что неправда, Василий Алексеевич.
— Ты мою правду аршинами не мерил, где половина, а где вся.
— Оттого и спрашиваю.
Зачиняев вскочил с места.
— Сдается мне, товарищ прокурор, что ты и сам знаешь, кто был тогда в машине.
— Боюсь, что знаю…
— Боишься?
— Боюсь…
— А чего? — Зачиняев вплотную придвинулся к Трофимову.
Глаза старика сверкнули из-под очков пытливым, вопрошающим огоньком.
— Того, Василий Алексеевич, что ошибся в человеке, — ответил Трофимов. — Как вы ошиблись, так и я ошибся. Этого и боюсь.
— Да, ошибся! — голос Зачиняева дрогнул. Старик отошел от Трофимова и стал быстрыми шагами бегать из угла в угол. — Ошибся! — бормотал он. — Прости, друг, должен я, должен сказать!.. — Зачиняев
— А с Глушаевым был Костя Лукин? — глухо спросил Бражников.
— Он.
Бражников молча опустил голову.
— Неужели мы опоздали? — тихо сказал Трофимов. — Неужели Глушаев опередил нас, и уже поздно спасать Лукина?..
В полном молчании слушали Трофимов, Осокина и Бражников печальный рассказ старика о его друге Маркеле Глушаеве.
Безземельный рязанский крестьянин, он вместе с сыном Григорием, тогда еще молодым парнем, пришел на Урал в поисках заработка. Его привлекло сюда стремление быстро разбогатеть, так, как богатели, по рассказам бывалых мужичков, уральские и сибирские старатели. Потянуло Маркела на золотишко. Мечтал он найти жилу, да такую, чтобы с выручки можно было купить лошадь, десятины две земли, поставить избу и снова приняться за свое исконное крестьянское дело. Невелика была мечта у Маркела Глушаева, но и она казалась ему несбыточной. И верно, не сбылась.
Общая горькая судьба старателей-неудачников крепкой дружбой связала Василия Зачиняева с Маркелом. А после смерти друга Зачиняев перенес всю свою привязанность на его сына.
Григорий Глушаев мало в чем походил на отца. Смолоду был он хитер и увертлив. Смолоду завелись у него дружки среди перекупщиков и промышленников. А вскоре и сам он стал старшим на одном из приисков, начал быстро богатеть.
Революция спутала все расчеты Глушаева. Он притих, затаился. Долго Зачиняев ничего не знал о его судьбе.
А Григорию не сиделось на месте. Редкие письма от него приходили то из Средней Азии, то с Кавказа, то вдруг из Магнитогорска. И всякий раз он объяснял перемену места жительства тем, что на новой работе были лучшие условия и больше платили. А работал он то снабженцем, то завхозом, то вдруг прорабом.
Старик с неодобрением относился к кочевой жизни Глушаева, а однажды, услышав бытовавшую в те дни презрительную и хлесткую кличку «летун», понял, что Григорий и есть такой вот летун, охотник за длинным рублем.
Незадолго до войны Глушаев снова появился в Ключевом. Казалось, он образумился. Стороной Зачиняев узнавал, что Григорий хорошо работает на строительстве комбинатского поселка, продвигается по службе. И это радовало старика. Частые попойки, грубость, заносчивость Григория Зачиняев извинял, как дань прошлому.
Но случилось то, что извинить уже было нельзя.
И если Громову старик рассказал лишь полправды, то теперь Трофимову он поведал всю правду о Глушаеве…
За окном послышались чьи-то шаги, и в дверь постучали.