Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15
Шрифт:
2. Лицом к лицу
Ничего этого в нашем отделе, конечно, не знали. Группа уже несколько месяцев, как ушла на задание, а от разведчиков не поступало никаких вестей. Как в воду канули. В отделе принимали во внимание и отдаленность расстояния, и возможность неисправности рации, и еще многое другое; но слишком много прошло времени, чтобы не думать о худшем… И все же окончательно терять надежду было нельзя. Кленов приказал дать радиограмму Смелому.
Смелый действовал в районе, соседнем с деревней Дайнова. Ему надлежало выяснить, прибыла ли в Дайнову группа,
В тот же день мы с капитаном Андреевым приняли местную гражданку Пухлякову, которая обратилась в отдел с заявлением. Она работает багажным контролером и сообщила, что вчера на товарной станции получал груз для своей части один военный, некто Гусев. Женщина утверждала, что знала его еще будучи гимназисткой: до революции Гусев и муж Пухляковой учились вместе. Но тогда его фамилия была иной — Григорович. Муж рассказывал, что Григорович служил у белых не то прапорщиком, не то поручиком, она в этом не очень-то разбирается, затем бежал во Францию или Германию. По слухам, писал письма одной своей знакомой.
— Пухлякова могла и ошибиться, товарищ Витрук, — заметил Кленов во время моего доклада (Андреев срочно выехал по делу в управление фронта).
— Уж очень уверенно утверждает, что не обозналась. Хотя… всякое может быть: столько лет прошло!
— А где сейчас муж Пухляковой?
— Я поинтересовался. Говорит, умер два года назад. В гражданскую воевал. Последнее время не работал — болел.
— Знакомая, которой писал письма Григорович…
— В городе ее нет. Куда-то уехала перед войной.
— Григорович не узнал Пухлякову?
— Груз ему оформлял другой работник. Пухлякова наблюдала со стороны.
— Что за часть указана в доверенности Гусева?
— Наша, товарищ полковник. В отделе кадров армии на этого человека имеются следующие данные. Гусев Николай Евстафьевич, 1898 года рождения, недавно назначен начальником ПФС (продовольственно-фуражного снабжения) полка. Был в окружении, потом вышел из него, но по дороге заболел и некоторое время отлеживался в деревне недалеко от Нежина. Затем вышел в расположение наших войск. Попал на фронтовой сборный пункт. В проверочном деле записали: «Интендант III ранга Гусев Н. Е. проверку прошел и может быть назначен на должность».
— Запросите Москву. Нужны подробные данные на Гусева и его семью, — приказал Кленов. — Кстати, Пухлякова не указала особые приметы Григоровича-гимназиста?
— Нет, примет не помнит.
— Ну, тогда действуйте, как договорились.
Галину ввели в большую, густо накуренную комнату. За столом, у окна, поблескивал стеклами очков тучный, с заметной лысиной на яйцевидной голове гитлеровец. Судя по обращению «герр зондерфюрер», он был здесь главным. Офицер, приведший Галину, стоял перед ним по правую руку. В комнате был еще один человек — пожилой, с гладко зачесанными назад темно-русыми волосами, седыми у висков. Гражданский костюм и его чистая, без акцента, русская речь прояснили: переводчик.
— Подойдите ближе к столу, — сказал он.
Девушка подошла. Зондерфюрер что-то сказал переводчику, тот резко спросил:
— Кто вы? Назовите свою фамилию, имя, отчество, возраст…
Потом посыпались
Ответив зондерфюреру, верзила сел на место. Наступила пауза. Все молчали. Зондерфюрер вынул из стопки какой-то документ… Не знала Галина и не могла знать, что за «черный список» держал в руках зондерфюрер. В списке против фамилии Афанасия Денисовича было выведено услужливой рукой: «Активист, депутат сельсовета, в прошлом красный партизан и председатель колхоза, не исключено, что сейчас связан с партизанами». Сбоку была пометка: «Сбежал при попытке задержания».
Зондерфюрер докурил папиросу, медленно вкрутил ее в пепельницу и резко бросил Галине:
— Ты ест партизан, а не штудент! Зачем ты шла в дом Афанасий Жаворонкоф? — Он продолжил свою тираду на немецком, и переводчик споро переводил:
— Господин зондерфюрер предлагает вам чистосердечно признаться: кто вас послал? С какой целью? Где находятся партизаны? Зачем вы заходили к старику Жаворонкову?
Галина немного пришла в себя и уже более уверенно повторила то, что говорила прежде, но переводчик перебил ее:
— Если вы не скажете правду, вас расстреляют как шпиона. Подумайте об этом.
Она думала об этом. И не только сейчас. Уже почти спокойно заключила: «Допросят и начнут бить, а потом выведут и расстреляют».
Зондерфюрер, тщательно подбирая слова, заговорил вновь:
— Вы ест молода и красива. Если вы будешь молодец и скажешь правду, мы не будем вас лишат жизни.
— Я сказала правду. Я ничего больше не знаю, — тихо произнесла девушка.
Ее вывели из комнаты и втолкнули в другую — темную и глухую. Щелкнул замок. В изнеможении она опустилась на пол, прислушиваясь к слабо доносящимся гортанным голосам на чужом языке. Вот взревели моторы автомашин, застрекотали, удаляясь, мотоциклы, и все стихло.
Галина не видела, как две крытые машины с солдатами и несколько мотоциклов с колясками ринулись к лесу, откуда она недавно пришла и где ее ожидали разведчики.
Солнце над притихшим лесом стояло почти в зените. Соловьев посмотрел на часы, но они почему-то показывали половину четвертого. Наверно, ударил, когда прыгал с товарняка.
— Головков, сколько на твоих золотых, или ты их на рояле оставил? — спросил он, не оборачиваясь.
Ответа не последовало: оба разведчика, устроившись на плащ-палатке, давно посапывали. Соловьев не стал их будить: вымотались ребята, пусть отдохнут.