Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15

Корецкий Данил Аркадьевич

Бедный тракторист оказался, сам, не желая того, между наковальней и молотом. С одной стороны был заместитель директора завода, которому он, как работник завода, был обязан подчиняться, и подчинялся. С другой — сотрудник милиции, пусть не инспектор ГАИ, пусть участковый, но тоже имеющий право требовать, приказывать, отстранять и задерживать в административном порядке за злостное неповиновение.

Потому-то трактор и метался: то вперед, то назад!

Понемногу стал собираться народ: чего сдуру работать, чистить,

подметать, если можно бесплатный концерт посмотреть!

— Я — представитель власти, и приказываю работы на свалке прекратить! — горячился Сидоров, глядя сверху вниз на низкорослого Шандыбу.

— А я — заместитель директора завода. И я тут распоряжаюсь! И действую по указанию директора и по утвержденному плану проведения субботника. — Брызгал слюной, играя на публику, Шандыба. — А вы, лейтенант, — умышленно, чтобы сильней поиздеваться над участковым, разжаловал он Сидорова из старших лейтенантов, — еще ответите за срыв политического мероприятия! Еще как ответите.

И вновь трактористу:

— Чего встал? Работай, кому сказано! Или будешь сегодня же уволен!

— «Черт бы вас всех побрал, таких-разэтаких!.. Бог ваших мам любил! — выругался про себя тракторист, и бросил руки на рычаги. — Будем придерживаться приказов заводского начальства. Оно ближе и роднее. Да и полученный в качестве премии за эту работу на свалке «полтинник» надо отрабатывать».

Трактор дико взревел и тронулся в сторону Сидорова, успевшего забежать перед ним.

— Стоять! — закричал участковый, пытаясь перекричать гул мотора и лязг гусениц. — Стоять!

Но трактор не останавливался и, хоть медленно, но неудержимо, накатывался на Сидорова.

— Стоять, мать твою! — вновь заорал участковый. И, видя, что тракторист и не думает останавливать тяжелую машину, добавил: — Стой! Буду стрелять!

Рука участкового уже автоматически, действуя помимо его воли и сознания, подгоняемая инстинктом самосохранения, лихорадочно рванула из кобуры пистолет.

Но Шандыба кричал, подбадривая зашуганного тракториста:

— Не бойся! Он не стрельнет. Не имеет права! И с пути уйдет! Делай дело!

Собравшаяся толпа рабочих, позабыв про субботник, откровенно поддерживала заместителя директора из чувства пролетарской солидарности и общей недоброжелательности к слугам правопорядка.

— Да гоните его в шею! Ишь, раскомандовался тут, мент проклятый! На поселке от них житья нет — и тут командуют! — Неслись провокационные крики.

В толпе рабочих находились всякие, в том числе и те, кто не всегда был в ладах с законом, кому не раз приходилось сталкиваться с участковым за скандалы в семье или мелкое хулиганство в общественном месте, на улицах поселка резинщиков. И такие люди, как правило, плохо воспитанные, мало образованные, но самые горлопанистые и крикливые. Обычно человек думает прежде, что сказать и как сказать, а потом уж говорит. А эти сначала

кричат, а думать… думать, порой, и не собираются.

Атмосфера накалялась.

Трактор напирал.

И выстрел бабахнул, перекрыв и крик Шандыбы, и шум толпы, и гул трактора.

Сидоров пальнул в воздух, выполняя неписаную милицейскую заповедь: «Не обнажай без нужды ствол, а если обнажил, то стреляй!»

Заглох, остановившись в полуметре от Сидорова, трактор. Притихла толпа. Попятился назад Шандыба.

— Пристрелю любого, кто попытается тронуть меня! — кричал, надрывая голосовые связки и размахивая пистолетом, участковый. — Не сдвинусь с места! И не дам жуликам торжествовать над законом!

И был в этот момент Сидоров картинно хорош, как Макар Нагульнов из кинофильма «Поднятая целина». Тот, правда, был с огромным «наганом», а Сидоров всего лишь с маленьким «ПМ», скрывавшемся в его здоровенной ручище.

— Дружище, — шепнул Машошин внештатнику, — в толпе много порядочных ребят, членов ДНД. Надо с ними поработать, склонить толпу на нашу сторону. Объяснить, что тут пытаются похищенное у рабочих мясо закопать. Действуем! Теперь уже не до секретности. Вон, какая каша заваривается!

И пока Шандыба грозил Сидорову всеми карами, а тот в ответ кричал, что он представитель закона и не потерпит глумления над законом, в толпе шла работа. И все громче и громче стало звучать слово «мясо», сначала с оттенком недоверия, недоумения, а потом тревожно и озлобленно.

— Если не верите — копните! — заверял Машошин очередного скептика. — Пока закопано неглубоко. Всего лишь на штык, на глубину лопаты. А они, — кивок головы в сторону Шандыбы, — пытаются спрятать подальше, закопать поглубже, чтобы никто их воровство не обнаружил!

— А что, мужики, проверим, — загорелся идеей проверки кто-то из рабочих. — Инструмент при нас. Рукам не привыкать работать.

— Проверим! Проверим! — поддержали многие. — Тут дело явно не чисто…

Вмиг появились лопаты, ломы. Не прошло и десяти минут — и первая свиная тушка откопана. У рабочих руки мозолистые, привычные к грубому труду, не то, что у милиционеров, которые часа два в позапрошлую ночь тут ковырялись. Да и место Машошин им указал точное, чтобы не блуждали в «потемках», наугад.

2

Возле трактора еще «напрягается» Шандыба, и спорит с ним, по-прежнему, размахивая пистолетом Сидоров, но обстановка-то уже совсем другая. Хоть и угрюмая, но другая. В другую сторону обращен теперь гнев рабочих. И уже не Сидоров требует от тракториста, чтобы тот покинул трактор, а пожилой рабочий.

— Выметайся из кабины, да поживее, пока тебя ломиком вдоль хребтины не перепоясали! — глуховато говорит он, но все слышат, в том числе и заместитель директора.

— Да кто ты такой, чтоб тут командовать? — багровеет Шандыба.