Антология советского детектива-39. Компиляция. Книги 1-11

Адамов Аркадий Григорьевич

Какое там утро! Глаза еле продрали к десяти, кое-как позавтракали и спустились вниз. На асфальте, как раз под Алькиными окнами, дети нарисовали классы (или ранее были нарисованы?) и, расставляя-соединяя ноги, прыгали увлеченно. Два мальчика и девочка. Казарян попрыгал тоже. Дети на это время прервались и снисходительно наблюдали за причудами пожилого дяди.

Другой пожилой дядя оглядывал окрестности. Пожалуй, только здесь, в старых переулках, сохранилась истинная Москва. Малолюдство, отлаженный покой, привычное течение жизни. Бабка вешала белье.

Суровый пролетарий ковырялся во внутренностях древнего "Москвича". Представители самых разных сословных слоев, знающих друг друга с пеленок, обсуждали, стоя вольным кругом, нечто важное. Скорее всего игру "Спартака". Жены представителей с детскими колясками сидели в тени. А на солнцепеке в скверике тяжело дремал похмельный. Порядок. Картиночка понятная, приятная на вид.

— Пошли, — подойдя, сказал Казарян.

— Коли так, то пошли, — откликнулся Смирнов, и они отправились к казаряновскому автомобилю.

Автомобиль уехал, и тогда похмельный и ничем не приметный мужичок лет тридцати перестал дремать, поднялся со скамейки и пошел по своим делам.

В машине Смирнов спросил:

— Ты пьяного в скверике видел?

— Видел. Вполне убедителен.

— Вполне, вполне, — подтвердил Смирнов. — Только одно смущает: если бы свой, местный, не дремал бы, а трепался со своими, если приблудный, с ночи потерянный, то какого черта на солнцепеке, а не в тени, свободные скамейки и в тени имеются.

— Теневые скамейки спинками к подъезду, с них выходящих из дома не понаблюдаешь, — догадался Казарян и огорчился. — Ты начал психовать, Саня, ты ищешь логики в поступках пьяного.

— Может быть. Все может быть. Но почему ты думаешь, что после того, что произошло, они меня с поводка спустят?

— Короткий поводок — заметен. Если тебя и ведут, то на длинном. Мы куда, Саня?

Они катили по бульварам. А сейчас остановились на светофоре у площади Пушкина.

— Сначала к тебе, а потом к Альке на дачу.

— Дела! Туда же сто верст! — горестно вспомнил Казарян. Спохватился: — А ко мне зачем?

— Ты мне не все отдал, Рома.

— Глушитель тебе на кой черт?! Ты же защищаешься!

— В данном случае защищаться надо, не привлекая ничьего внимания.

— Господи, втянешь ты меня в историю! Да и тебя, Саня, вполне могут прикончить. Я к Альке на дачу Галочку приглашу? — предложил Казарян и остановил машину у телефона-автомата.

— Валяй, — разрешил Смирнов.

— Порядок, — констатировал быстро вернувшийся Казарян, включил мотор.

— Она что — не замужем? — поинтересовался Смирнов.

— Почему? Замужем. Муж — гениальный физик. А постоянно с гением скучно.

— С тобой — интересней, — пробурчал Смирнов.

— Скорее всего. Но, главное, мне с ней интересно. Такая разница в годах сильно меня бодрит.

Роман привычно поцеловал жену в щеку и проследовал вглубь обширной, полученной в наследство от отца-профессора квартиры. Смирнов и Зоя остались в передней целоваться всерьез. Раздобрела, раздобрела тоненькая машинистка из муровского машбюро.

Смирнов отпустил Зойкины бока:

— А крестник где мой?

— Смылся, чтобы с тираном-папашей сегодня не встречаться.

— Завтра-то все равно встретится.

— Ну, к завтраму наш армянин остынет.

Неостывший армянин издали, от двери кабинета крикнул:

— Слава богу, нашел — в столе валялся! — и направился на кухню. Оттуда явился с набитой матерчатой сумкой.

— Ну, мы поехали, — сказал жене Казарян и погладил ее по щеке.

— Куда? — робко поинтересовалась Зоя.

— К Альке на дачу. Армену скажи, что я ничего не забыл.

— Когда будешь?

— Когда буду, тогда и буду.

— Вот так и живу, Александр Иванович, — пожаловалась Зоя.

— Хорошо живешь, — осадил ее Казарян и Смирнову: — Поехали.

Смирнов поцеловал Зою еще раз. На прощанье.

В машине Казарян вытащил из сумки пистолетную сбрую:

— Дома не стал отдавать. Зойка увидела бы, забеспокоилась. Держи.

Смирнов скинул легкую куртку, вмиг приспособил сбрую, вытянул из-за пояса пистолет, засунул его в положенное место, под мышкой, вновь надел куртку и сказал:

— А глушитель где?

Казарян вынул глушитель из кармана и помедлил отдавать, полюбовался:

— Были же умельцы, Саня! Кто его тебе делал?

— Шофер Шадыкин. По американскому образцу.

Довольно долго ехали молча. Вдруг Казарян спросил:

— Дня не прошло, как ты, Саня, человека убил. Каково тебе, а?

— Я об этом не думаю, Рома. Я думаю о другом: дня не прошло, как меня тихо и деловито хотели убить.

— Наверное, так и надо, — согласился Казарян и затормозил у Галочкиного подъезда.

— Нас здесь муж на засечет? — забеспокоился Смирнов.

— Я же тебе сказал — гений.

Из подъезда выпорхнула небрежно-спортивная молодая Галочка, подбежала к машине, заглянула в салон, улыбнулась очаровательно и приветствовала:

— Здорово, отцы!

— Привет, дочурочка, — отозвался Смирнов, а Казарян назидательно укорил:

— Отцам про то, что они тебе в отцы годятся, неприятно слушать, мадам.

— Вы отцы-молодцы! — пояснила Галочка, усаживаясь рядом с Казаряном. До этого понятливый Смирнов, нарочито кряхтя, перебрался на заднее сиденье. Перебрался и подтвердил:

— Эге!

Галочка молниеносно поцеловала Казаряна в щеку, и тот неохотно смирился:

— Не очень вдохновляет, но приемлемо.

— Крути, Гаврила! — приказал Смирнов.

— Опять по Ярославке? — обеспокоенно спросила Галя, на светофорах ВДНХ вспомнив позавчерашнюю поездку в Болшево.

— Но не туда, — успокоил ее Смирнов. — На этот раз прямо.

За Кольцевой, у Тайнинки, Казарян приткнулся к обочине и разрешил:

— Вези нас, Галочка.

Только перевалило за полдень. За город ехать уже поздно, а в Москву возвращаться рано. Не шоссе — автодром. Галочка с удовольствием пересела к баранке, подогнала под себя кресло и, повернув ключ, посоветовала: