Антология советского детектива-39. Компиляция. Книги 1-11
Шрифт:
– Ну?
– поторопил его Александр.
Алик еще раз посмотрел на фотографию. Даже в черно-белом изображении угадывался выдающийся румянец Стручка.
– Молоденький какой, - сказал Алик.
– Ну?!
– поторопил Александр.
Туго забинтованная пасть Николая Самсонова молчала. Гражданин со звонкой фамилией Француз оказался мелким хулиганом, сявкой, которого Колхозник использовал втемную, на одно это дело, и теперь выйти по-быстрому на концы можно было только через Стручка.
– Не знаю я этого паренька, Саня.
–
– злобно приказал Александр.
– А чего смотреть? Не знаю, значит, не знаю.
– Эх, Алька, Алька, а еще друг называется!
– Я тебе, Саня, друг, а не майору милиции.
– А Саня - майор милиции, и больше ничего.
– Если так, то жаль.
Александр поднялся со скамейки, встал и Алик. Стояли, изучали друг друга. Два здоровенных амбала. Александр покачался на каблуках, сказал на прощание:
– Стыдно тебе будет, чистюля, когда свидетели его опознают.
– Их дело - опознавать, мое - стыдиться.
– Хреновину-то не надо нести.
– Александр вырвал фотографию из рук Алика, спрятал в карман.
– Я слово в сорок пятом дал Ивану Павловичу извести всю эту нечисть. И изведу.
Алик ткнул пальцем в смирновский пиджак, в то самое место, где лежала теперь фотография, улыбнулся во все свои тридцать два зуба, спросил:
– Паренек этот - нечисть?!
– Если ты его выгородишь, станет нечистью.
– Запомни, тетка, если ты меня обманешь, я тебя за укрывательство упеку! Сроком на два года!
– пообещал Казарян.
Наштукатуренная баба всплеснула руками:
– За что, за что? Я ж тебе в прошлый раз все выложила, все, как есть! Он мне двадцать шестого сказал, что к бабке в Талдом поедет, и больше я его не видела.
– Нет его в Талдоме.
– А я-то тут при чем?
– Насколько я понимаю, ты матерью ему приходишься? Мне память не изменяет?
– Да где ж мне теперь с ним управиться?
– Баба негромко зарыдала.
– Непохмеленная, что ли?
– спросил Казарян, глядя в окно. Во дворе девочка, которая совсем недавно была в шубке, копалась лопаткой в снежной луже, кружилась теперь вокруг своей оси, хотела, чтоб вздымался подол легкого платьица.
– Не ты меня поил, не тебе спрашивать, - басом обиделась баба.
– Ну, тогда извини. Но помни, когда он объявится, звони мне тут же по телефону.
– Кровинушку свою в тюрьму упрятать? Так, что ли?!
– баба постепенно наглела.
– Тогда выбирай. Или кровинушку, или тебя. А то и тебя и кровинушку вместе.
– Да я разве что говорю?
– Говоришь, говоришь!
– Казарян резко поднялся с дивана и локтем зацепил полочки со слониками. Слоны попадали, как на сафари.
– А, черт! Генка Иванюк не заходил?
– Не заходил.
Казарян осторожно расставил слоников по местам. Баба тоже встала, придирчиво поправила салфетку. Ожидала, когда он уйдет.
– Я тебя навещать буду, - пообещал Казарян.
–
– баба открыто радовалась его уходу.
Он распахнул дверь и солнце ударило ему в глаза. Посреди двора продолжала крутиться девочка.
Иванюк-младший с ходу раскололся:
– Вчера вечером приходил. Денег просил.
– Что ж ты мне не позвонил? Мы же договорились, Гена!
– вскричал Казарян. Он вскинул руки, с поднятыми руками походил по богато обставленной иванюковской столовой, изображая огорчение от такой неумелости своего сообщника. Развлекал себя Казарян.
– Я звонил, я сегодня все утро вам звонил, а вас не было!
– Гена стоял, колотя себя кулаком в грудь, гудевшую от ударов.
Казарян уже сидел на стуле, воткнув локти в колени и руками обнимая многодумную голову.
– Что тебе Стручок говорил?
– не поднимая головы, спросил Роман.
– Говорил, что домой ему возвращаться сейчас никак нельзя. Хотел было у бабки пожить, но боится, что там найдут. Пристроился у одних, но там платить надо.
– Где это - "у одних"?
– Не знаю. Правда, не знаю.
– Ты ему денег дал?
– Дал. Двести рублей.
– Откуда у тебя деньги?
– Мама ко дню рождения подарила. Мне тридцатого восемнадцать лет исполнилось.
– Совершеннолетний ты теперь у нас. Значит, сажать тебя по всей строгости можно.
– Вы все шутите. А мне жить как?!
– Так, чтобы не было мучительно стыдно за бесцельно прожитые годы. Так, чтобы мы тебя не сажали. Усек, Геннадий Иванюк?
Геннадий Иванюк усек.
Иванюк-то усек, а Виталий Горохов - нет. Смешно, но Стручок, как большой, лег на дно. А то пусть его район ищет. Ведь трамвайный грабеж их дело.
– ...Лидия Сергеевна для верности по поводу самсоновского башмачка целый научный симпозиум собирала. Его каблучок. Стоял под сосной Николай Самсонов в тот вечер. С "вальтером" в руках. Так-то, - как бы не отвечая на романовские вопросы, по сути дела до конца ответил на все Сергей Ларионов.
– Считаешь, что надо рубить концы?
– спросил Казарян, сам считая, что так и надо делать.
– Делать больше нечего, - его словами обозначил ситуацию Ларионов.
– А что Санька думает?
– Нет его, - раздраженно ответил Ларионов.
– Как ушел с утра, так и нет. Его ищут все. Сам звонил, требовал на ковер. А его нет.
– Резюмируем: Колхозника - под суд, и закрываем дело. Так, Сергунька?
– Только так.
– Но где же все-таки Санек?
Рядом с дворовыми воротами, неподалеку от крюковской голубятни, с довоенных еще времен (видимо, строители домов два "а", два "б" и два "в" забыли) стоял чугунный локомобиль, вросший в землю своими железными колесами по втулки. Площадка между локомобилем и голубятней была утрамбована ногами трех дворовых поколений до мраморной твердости и гладкости. Здесь танцевали всегда.