Антология советского детектива-39. Компиляция. Книги 1-11
Шрифт:
— Там Панин, — оправдывался старший лейтенант.
— При чем тут Панин! Кто помощник дежурного по райотделу — вы или Панин? Утром Губавина ко мне! Слышите?.. Упустили. Снова упустили!
Очеретный показал пулю.
— Из токаревского, — сказал Журавко. — Панин прав.
Панина, приехавшего через полчаса, Журавко встретил раздраженным взглядом, хмуро кивнул вошедшим вслед за ним следователям.
— Знаю от Очеретного, — сказал он. — Что ты об этом думаешь?
— Не все знаете, Сергей Антонович. Есть кое-что
— Ну-ну, — оживился полковник, кинув одобрительный взгляд на Котова.
Начальник уголовного розыска осторожно вытряхнул из целлофанового мешочка пачку бумаг. Сверху лежали письма без конвертов, написанные явно женской рукой. Котову даже показалось, что на него пахнуло дорогими духами. «Милый мой Гриша, — прочитал он, склонившись над столом, — я перестаю верить твоим обещаниям». Он резко выпрямился.
— Н-не понимаю...
Ремез боролся с желанием расхохотаться.
— Поляков прятал от жены письма любовницы, — сказал он. — Что же тут непонятного?
Под письмами лежала сберегательная книжка.
— На предъявителя, — сказал Панин. — Выходит, мы не все изъяли. Покойник держал ее отдельно, так сказать, на черный день.
Из сберегательной книжки выпала пожелтевшая фотокарточка. Она легла на стол обратной стороной, и хотя на ней не было дарственной надписи, Ремез не сомневался, что сейчас увидит автора писем. Но когда Панин перевернул фотографию, в комнате воцарилась тишина.
— Так вот что искал убийца! — неожиданно охрипшим голосом вскрикнул Котов.
С фотокарточки на них смотрел человек в черном мундире без погон, с гестаповской повязкой на рукаве. Правая рука поднята в фашистском приветствии, левая прижата к бедру, в глазах навыкате — нетерпение. Человек позировал явно с неохотой.
— Вишь, куда потянулась шерстяная ниточка! — Журавко обвел присутствующих взволнованным взглядом. — Поздравляю! Поворот, прямо скажем, неожиданный.
Ремезу было неловко перед Котовым за неуместную реплику о любовнице.
— Придется покопаться в поляковском прошлом, — сказал он, примирительно положив руку Котову на плечо. — Бывший полицай Поляков и человек на снимке — одного поля ягода. Это ясно. Почему он так старательно прятал фотокарточку — тоже ясно. Неясно другое. Зачем?
Журавко поднялся к себе и, наскоро побрившись, сел к телефону.
— Валентин Антонович? Журавко. Не хотел беспокоить ночью. Хотя, признаться, подмывало.
— Мог бы и побеспокоить. Как-никак мы оба Антоновичи. Слушаю.
— Слушать будешь, когда приеду. Можно?
С Бондарем, ответственным работником областной прокуратуры, Журавко был хорошо знаком. Их сыновья служили в свое время на одной пограничной заставе, и Глеб Бондарь участвовал в похоронах Юрия Журавко, погибшего от пули диверсанта.
По дороге
— Это уже шаг вперед, — довольно сказал генерал. — Бондарь знает?.. В таком случае не теряй времени. И держи меня в курсе.
После встречи с Бондарем Журавко вызвал к себе Панина и Ремеза.
— Ну что, орлы, — сказал он, — пока что дело остается за нами. Само собой, коллеги с Пушкинской не будут сидеть сложа руки. Поднимут архивы и прочее... Мы ищем убийцу Полякова, остальное — не наша забота.
— Гринько составил список знакомых Полякова, которые носят очки, — доложил Ремез. — По крайней мере шестерых из них следует проверить.
— Делать это нужно как можно деликатнее, — предостерег полковник.
— На снимке человек без очков, — заметил Панин.
— Снимок тридцатилетней давности. — Ремез помолчал и словно бы неохотно добавил: — Тем более что это могут быть разные люди. А откуда уверенность, что убил именно тот, кто на фотографии? К Полякову мог заявиться кто-нибудь другой. Так сказать, по поручению. Впрочем, это всего-навсего рабочая гипотеза, поскольку лучшей нет.
— У вас, Ремез, на каждый тезис — антитезис, — недовольно сказал полковник. — Сколько их — станет ясно, когда найдем хотя бы одного. Не порывайте контакт с Котовым. Кстати, Ярошем интересовались?
— Ярош собирается переехать в Киев. Я сам посоветовал. Что же касается его знакомства с Полищук, о котором говорил Очеретный, то у нас нет оснований подозревать человека.
— Пусть едет, тут ему и в самом деле нелегко... — Полковник думал о чем-то другом. — Что дал осмотр следов ночного визитера?
— Мы можем с уверенностью сказать: человек с кастетом и человек с пистолетом... — Ремез усмехнулся. — Кажется, я заговорил в рифму. Словом, это один и тот же человек. Следы одинаковые.
Позвонил дежурный:
— Товарищ полковник, вы хотели видеть сержанта Губавина. С утра томится.
— Томится, — сердито отозвался Журавко. — Он что — гречневая каша? Поговори с ним сам. Без крика, но так, чтобы не скоро забылось. — Полковник кинул телефонную трубку и впился в нее злыми глазами, словно это была не трубка, а сам виновник его гнева. — Чуток сообразительности да ловкости — глядишь, и не было бы у нас мороки.
Панин был согласен, что сержант Губавин действовал не наилучшим образом. Но ведь и мы, думал капитан, хороши. Пост установили на всякий случай, скорее из-за того, что опечатанный дом все еще пустовал. Преступник, считалось, не посмеет сунуться туда в другой раз. А он посмел. Теперь ясно, что дежурить, по крайней мере ночью, нужно было не меньше, чем двоим. А чья это забота? Конечно, не Губавина.
— Как думаете, преступник тоже искал тайник в саду?
— Вряд ли, — сказал Панин. — Крался к дому, а тут Губавин.