Антология советского детектива-41. Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
Вера перешла по ветхому мостику через речку и увидела Мохова. Он сидел на огромной поваленной березе, перегородившей вход на кладбище. Дерево упало, видать, недавно — тронутые желтизной листья еще не осыпались.
— Привет итальянцам! — негромко сказал Павел. — Без провожатых ходишь? Не забыла дорогу?
— Здравствуйте, Павел. — Вера остановилась рядом. — А что вы тут делаете?
— К тебе на свидание пришел, — сказал Мохов, и Вера увидела, как он вдруг покраснел. Ей стало неловко от этого, и она поспешно спросила:
— А как вы нашли меня здесь?
— Неудобно
«Чего это он? — подумала Вера. — Как мальчик…» Она села рядом с ним на березу, провела рукой по шершавой коре.
— Я домой к вам заглянул. Надежда Федоровна рассказала, куда вы пошли, — он сделал на «вы» ударение. — А у меня сегодня занятий мало. Сел на велосипед-
Тут только Вера заметила, что на ветках упавшей березы лежит велосипед.
— Давай, Павлуша, и правда на «ты», — сказала Вера. — Я просто отвыкла. Позабывала все… И про эту речку забыла. Как она называется-то?
— Орлинка.
— Орлинка! — повторила Вера. — Орлинка… Вот видишь, а я забыла.
— А помнишь, мы на этой Орлинке налимов ловили?
— Нет, не помню.
Мохов потускнел, насупился.
— А я, Верунька, все-все помню, — тихо сказал он, и у Веры вдруг екнуло сердце от этой давным- давно забытой «Веруньки». — Я тебя никогда не забывал, все ждал, что вернешься. Я тебя, Вера, всю жизнь ждал…
Это признание было так неожиданно для Веры, что она долго не могла найтись, что сказать. «О господи, неужто это он всерьез? — волнуясь, думала она. — Детскую любовь вспомнил. Ну что я ему скажу — столько лет прошло».
— Павел, Павел… — наконец сказала она с укоризной. — Зачем ты так? Тридцать лет ведь утекло. Даже тридцать два. Кто же так долго, Павлуша, ждать может? Шутишь ты, что ли?..
Мохов молчал и только с какой-то мрачной сосредоточенностью отдирал от ствола куски потемневшей толстой бересты. Дерево, видать, было очень старым, и береста отдиралась с трудом и совсем не скручивалась. Под ней обнажалась нежная и белая, как снег, молодая кожица.
— Это такой срок, Павлуша… — задумчиво глядя куда-то вдаль, продолжала Вера. — Такой срок… Целая жизнь. Ниночка наша столько на своем веку натерпелась, а до тридцати и не дожила.
— А я ждал, Вера, ждал, — упрямо сказал Мохов.
— И не женился ни разу? — неожиданно улыбнувшись, спросила Вера.
— И не женился.
— Пав-лу-ша! Неужто всю жизнь в холостяках проходил? — В голосе Веры теперь уже чувствовалось неподдельное удивление, смешанное с любопытством.
— Вера… — сказал Мохов с укоризной. Она вдруг совсем по-новому увидела человека, сидящего рядом. Увидела большую седую голову, высокий, без единой морщинки лоб, добрые, но какие-то стылые, неподвижные глаза. И поняла, сердцем поняла: какими бы неправдоподобными ни казались бы ей слова Павла, он говорит правду.
— Ой, мамочки! — растерянно, как-то совсем по- бабьи выдохнула Вера и, закрыв Глаза, замотала головой. Она вдруг представила себе, сколько горечи, сколько страданий принесла Павлу эта непонятно затянувшаяся на долгие годы любовь, и чувство безысходности захлестнуло ее. Вера вспомнила несколько писем,
Некоторое время они сидели молча. Наконец Павел поднялся:
— Мне пора, Вера. Сейчас в школе перемена, а потом мой урок.
Он достал велосипед, развернул его.
— Не сердись на меня, Павел, — сказала Вера.
— Да разве в этом дело, в этом дело? — горячо заговорилМохов.— Неужели опять от нас уедешь? Дом-то твой где? В Италии, что ли?
— В Италии, — грустно покачала головой Вера.
— Здесь твой дом, в Замостье. В Ленинграде, черт возьми! — он все больше распалялся. — Мать у тебя здесь, сестра. Вон родни сколько набежало! Неужели и помирать на чужбине останешься? — Он понизил голос: — Ты хоть и не веришь мне, а ждал я тебя. Ждал, понимаешь?
Павел с размаху вскочил на велосипед и погнал, не оглядываясь.
«Ловко он ездит», — машинально отметила Вера, глядя на удаляющегося Мохова.
Легкие облачка пыли остались висеть над дорогой и после того, как Павел Георгиевич скрылся за домами.
«Боже мой, боже мой! Как все сложно… Думала, приеду, погощу три недельки, порадуюсь вместе с родными и спокойно домой, а тут одни расстройства…» Вера стала думать о Павле, о том, как приехал он сейчас в школу и пришел в класс. Дети его, наверное, любят. Он добрый, красивый. Как-то он начнет урок? Она представила его в классе, у географической карты.
«Это, ребята, Аппенинский полуостров, — говорит Павел Георгиевич, ведя указкой по маленькому сапожку. — Здесь, в Италии, в городе Неаполе, живет наша односельчанка Вера Семеновна Богункова, дочка тети Нади Богунковой. Вера Семеновна, ее фамилия по мужу Руффо, обрела в Италии свою вторую родину».
«О господи, бред какой-то!.. — отмахнулась она от своих мыслей. — И чего это я Павла все жалею? Не себя ли мне жалеть надо?»
Вера поднялась с дерева и тихонько пошла по заросшей тропинке в глубь кладбища. Где-то высоко над головой, в гуще деревьев хрипло каркали вороны. Здесь было сумрачно, сыро. Большинство могил заросло высокой травой, кустарником. Особенно много было бузины. Красные ее ягоды уже переспели и осыпались. Вера вспомнила, как до войны они с матерью чистили бузиной самовар и широкий медный таз для варки варенья. Вспомнила и грустно улыбнулась: шагу тут не шагнешь без воспоминаний.
Тропинка вела все дальше и дальше, становилась уже, подлесок сплетался над головой, образуя зеленый шатер. Но Вера не сомневалась, что идет по верной дороге— могилы отца и бабки с дедом, а теперь и могила Ниночки были в самом дальнем углу кладбища, у красного песчаного обрыва. Велико же было ее изумление, когда тропинка уткнулась в забор из колючей проволоки. «Неужели я ошиблась? — подумала Вера и тут же отогнала сомнения. — Нет, я шла правильно. От входа все время прямо, и у красного обрыва направо. Но здесь никакого обрыва нет… Значит, это не та тропинка».