Антология советского детектива-41. Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
– Не все. Два билета должны быть оставлены для меня и моего больного отца. Так меня заверил хорошо вам известный Гоги.
– У вас что, броня?
– Правильно!
– Суканкас-младший взял из пачки денег двадцатипятирублёвку, мягко положил её на стойку, мягко придвинул в сторону кассирши.
– Вам звонили насчёт меня от Гоги.
Молодящаяся женщина заметно сбавила свой непримиримый тон.
– Так бы сразу и сказали... Ваша фамилия?
Суканкас-старший ждал в своём углу, чем кончится первая самостоятельная
– Всё в порядке. Билеты в рай куплены. Те самые, которые нам нужны. Подумать только, сто презренных рублей-и мы там.
– Слава тебе, пресвятая дева, матерь божья!-Старший мысленно перекрестился.
– Поздравляю с первой удачей, сынок! Лиха беда начало. Пошли сдавать вещи.
Минуты через три Суканкасы поставили на площадку весов два чемодана. Девушка, принимающая багаж, строго посмотрела на пассажиров, спросила:
– В ваших сундуках цитрусовые есть?
– Никак нет, барышня, - ответил голубоглазый молодой красавчик.
– Посмотрим! На слово никому не верим. Вывоз мандаринов и апельсинов из Батуми запрещен. Откройте!...
– Да ничего у нас запрещенного нет, барышня. Одни рубашки, штаны, трусы и прочая дребедень.
– Откройте!
– Пожалуйста.
Он распахнул чемоданы, потряс барахлом, презрительно засмеялся:
– Вот они, цитрусовые!...
– Закрывайте! Следующий!
Суканкасы выбирались из толчеи пассажиров, сдающих багаж. Старик облизнул языком бледные, пересохшие губы.
– По такому случаю надо того...горло промочить.
Они вошли в маленькое кафе.
Все столы заняты. Ничего, и стоя выпьют. Красавчик бросил на прилавок бара красненькую бумажку.
– Коньяк! Тот самый "Двин", который выделяется среди прочих вин, как танк среди пехоты. Два по двести.
– Берите в таком случае целую бутылку, - посоветовал бармен.
– Не мелочитесь.
– Можно и так. Спасибо за совет. Открывай.
– Что прикажете на закуску?
– Ничего не надо. Рыбаки дымом закусывают.
Они устроились на подоконнике. Налили в стаканы светло-коричневую жидкость, чокнулись, выпили. Закусывали и в самом деле дымом сигарет. Раскраснелись. Повеселели, но не хмелели. Докурив сигареты, налили ещё, опять молча чокнулись, жадно выпили.
И в это время до них донесся голос диктора:
– Внимание! Объявляется посадка на самолет Ан-24, следующий рейсом номер 234 из Батуми в Сухуми.
Суканкасам жаль оставлять недопитый коньяк. Торопливо осушили бутылку и, вытерев рукавами губы, покинули кафе.
Невдалеке от железной ограды, отделяющей аэровокзал от летного поля, стоял приземистый бело-голубой Ан-24. По его небольшому трапу поднимались пассажиры. Первые-Суканкасы. В дверях стояла Таня и приветливо улыбалась. Всем. Не исключая и Суканкасов. Ей это было трудно, но она не выдала себя.
Красавчик
– Вот и мы. Еще раз здравствуйте. Отгулялись на курорте. Возвращаемся на работу. Повезло нам: и сюда с вами и отсюда с вами! Помните, мы третьего дня летели вместе?
Он рассчитывал на ответную улыбку-редко кто из девушек не отвечал ему взаимностью. Эта не ответила.
– Проходите, не задерживайте других. Имейте в виду, товарищи, места в нашем самолете не нумерованы. Кроме первых двух кресел справа. Они забронированы. Рассаживайтесь, пожалуйста, где кому нравится. Проходите побыстрее, не задерживайтесь!
Суканкасы исчезли в салоне.
Растопырив руки, оберегая оружие, спрятанное под плащами, они пробивались вперед.
Стюардесса со своего места, от двери, следила за ними взглядом.
Отец и сын уселись на первые справа кресла, втихомолку, украдкой поправили под плащами оружие, вытерли потные лица.
Салон быстро заполнялся пассажирами. Таня пропускала мимо себя людей и время от времени встревоженно поглядывала на первые два с правого борта кресла.
Посадка приближалась к концу. Через пять минут надо задраивать дверь, а капитана Ермакова все ещё нет.
По трапу поднялись два последних, может быть, пассажира: красивая молодая женщина в черном строгом костюме с мужской прической и дивное создание лет четырех-пяти в красной шерстяной курточке, в красных рейтузах, в красных башмачках, с красной лентой в черных волосах, румяное и черноглазое.
Вот такой девчушкой в своё время, наверное, была и Таня. Тогда скорее всего и назвали её Тюльпаном.
Мать остановилась перед стюардессой.
– Скажите, а я не могу сесть с ребенком впереди? Лолита плохо себя чувствует, сидя в хвосте самолета.
– Можно, если вам уступят место. Только это заблуждение, гражданка, что первые места особые. В нашем самолете все кресла одинаковые. Проходите, проходите, пожалуйста!...
– Ну раз так, мы сядем сзади. Слыхала, Лолита? В этом самолете все места хорошие.
– Постойте! Я попытаюсь посадить вас впереди.
Таня оставила свой пост у входной двери и направилась в голову самолета. По дороге она нечаянно толкнула громадного, тучного, килограммов на двести, мужчину, наполовину загородившего проход между креслами.
– Простите, пожалуйста.
Толстяк добродушно отмахнулся.
– Напрасно извиняетесь, девушка. Это я должен у вас прощения просить за то, что бессовестно распух и что такой неповоротливый, всегда и везде всем мешаю.
Таня вежливо выслушала самокритику пассажира, улыбнулась и пошла дальше. Подойдя к первым креслам правого ряда, строго объявила:
– Товарищи пассажиры, это бронированные места.
– Да, нам это известно, - важно ответил Суканкас-старший.
– У нас была броня.