Антология советского детектива-41. Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
— А вы-то кто будете? — опасливо спросила молодуха в теплой горенке.
— Окруженцы мы, — ответил командир. — К своим пробираемся. Свет не надо зажигать! Я фонариком посвечу.
— Обкруженцев тут летось ужас сколько шло, — сказала молодуха. — Может, и мой где-то горе мыкает…
— Поесть бы что…
— Чем богаты… Сальца я тут маленько на соль выменяла…
— Нас тут целый взвод проходом, может, еще что подкинете?
— А куда путь держите?
— Да к фронту… Молодуха отрезала командиру два куска сала и краюху свежего хлеба. Проводив его в сени, шепнула:
— Идите
Над избами косо висел новорожденный месяц. Нудно брехал хуторской пес. Скрипел снег под ногами. В морозном воздухе еле слышно, по-комариному, прогудел паровозный гудок.
В воронке, тесно прижавшись друг к другу, спали девушки. Только что вернулись Клепов и Хаврошин — с хорошим известием. Пройдя километров шесть-семь вниз по берегу Маныча, они набрели на целую систему окопов, траншей и блиндажей, давно, еще летом, оставленных Красной Армией. Вся группа может великолепно устроиться в блиндаже на нарах с соломой. Только печки там не хватает!
— Девчата давно спят? — спросил командир Колю Кулькина, стоявшего на часах.
— Да часа четыре уже.
— Как четыре?! Они ж обморозятся! Голову оторву!
Он кинулся к девушкам, стал тормошить их: — А ну, будет дрыхать! Кому говорят! Приказываю встать!
— Я их будил, — оправдывался Васильев, — а они знаете, куда меня послали…
Девчат спросонку бил озноб.
— Ног совсем не чую… — пробормотала Валя.
— Кулькин! Васильев! Сюда! Снимайте с них сапоги! Растирайте снегом, потом водкой!
Володя Анастасиади повалился на колени перед Нонной, стал стягивать с нее сапоги. Командир колол Зое финкой ноги:
— Вот тут чувствуешь? А тут? А здесь? Кулькин, давай портянки, газеты из мешков! Ходите! Ногами топайте, черт бы вас всех побрал!
И только Коля Кулькин подсмотрел в темноте, какие глаза были у Зои, когда командир растирал ей ноги. Нет, на него, Кулькина, никто, никто еще в жизни, даже милосердная сестра Настя, так не смотрел…
За Манычем раскатисто протарахтела автоматная очередь, другая, а следом грянул целый шквал стрельбы из винтовок и автоматов.
— Солдатов?! — ахнул Кулькин.
— Стреляют только из немецких автоматов и винтовок, — по звуку выстрелов уверенно определил Черняховский. — Солдатов дал бы сдачи.
Минуты через две-три стрельба смолкла, а еще через час пришли Солдатов с Ваней Сидоровым.
— В переплет мы с Ваней попали, — пожаловался с нарочито равнодушным видом Солдатов. — Дорога там за Манычем, та, что из Сальска в Яшалту идет, вся как есть фрицами забита. Туда мы с Ваней кое-как перемахнули, а обратно — ну, никак! Залегли мы там в балочке, притаились, а к нам эс-эс один спускается из колонны и нахально эдак штаны снимает. Только мы его с Ваней тихо на тот свет отправили, другой эс-эс прет, тоже по большому делу. А за ним третий. Усадили мы их рядом — и деру! С километр в темноте отошли, а тут как грохнет сзади — видать, обнаружили ту тройку, шухер подняли. Пули кругом свистели, но я заговоренный от пуль, до Волги прошел —
Командир перевел невеселый взгляд на Ваню Сидорова.
— Так все было, Сидоров? Только правду давай, а нет — я тебя как Сидорову козу…
— Честное беспартийное! — горячо вмешался Солдатов. — Святой истинный крест! Да вот и документики ихние!
Он небрежно вытащил из-за пазухи три «зольд-буха» — солдатские книжки.
— Так все и было, товарищ командир! — мальчишеским голоском, без особой уверенности проговорил Ваня Сидоров. Этот застенчивый, как красная девица, недавний девятиклассник из села Малая Ивановка Дубовского района Сталинградской области еще никак не мог прийти в себя от удивления, что он взаправдашний партизан и воюет в тылу врага.
— Ладно, разберемся! — с глухой угрозой произнес командир. — О Кравченко что-нибудь удалось узнать?
Солдатов наклонился к командиру и прошептал ему на ухо:
— Группу Кравченко немцы окружили в степи и перебили всех до единого. Об этом приказы с черным орлом вывешены на хуторах…
— Ясно! — только и сказал Черняховский и стал нашаривать в кармане мятую пачку папирос.
— Винтовка! — громко сказал Кулькин, стоявший на посту.
Из темноты послышался голос Степы Киселева:
— Волга!
Киселеву и Владимирову не удалось найти подходящего места для базы.
— Видели тропинку и прорубь, — докладывал Киселев. — Напились воды. Фляжки наполнили. Ничего, похожа на жигулевское, только соли многовато.
Солдатов даже крякнул от удовольствия.
— Степа! Комсорг!.. — жалобно взмолился он. — Не растравляй душу!
До пяти утра ждали комиссара, но Максимыч не вернулся. Тогда командир оставил записку в лошадином черепе и повел группу за Клеповым и Хаврошиным, туда, где в курганах на Маныче в конце лета проходила оборона 51-й армии. На рассвете группа обосновалась в большом блиндаже с отличными ходами сообщения. Командир послал Васильева проверить, не заминирован ли блиндаж. С ним по своей охоте двинулся Солдатов.
— Сюда! — тут же позвал он громко. — Какие тут мины! Блиндаж наши строили, видать, под штаб батальона. А потом немцы его заняли — видите, красоток своих голых на стены понавесили. Зачем же немцам блиндаж в собственном тылу минировать! А вот насекомых как пить дать наберемся — это уж точно!
— Фу ты! — воскликнула Валя Заикина. — Вечно ты, Солдатов, гадости говоришь!
Командир распорядился:
— Оружие оставить у двери, а то тепло надышим и автоматы запотеют, заржавеют в тепле, а вынесешь — сразу намертво замерзнут.
Кроме часовых, все уснули рядом на застланных соломой нарах. И впервые как следует выспались. Все, кроме командира. Ему не давали уснуть неотвязные, беспокойные мысли. И прежде всего — о комиссаре. Где он? Что с ним?
Кулькин, проснувшись, начал азартно чесаться, пугая девчат. Никто не засмеялся.
Пополудни, во время метели, ребята разломали в соседнем блиндаже нары на дрова, развели у себя костер и, соблюдая все мыслимые меры предосторожности, впервые за десять дней обсушились у огня, растопили снегу и сварили в новеньких, еще не закоптелых котелках горячее: кашу из гречневого концентрата с салом.