Антология советского детектива-44. Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
У Марии Семеновны вырвался не то кашель, не то судорожный вздох. Башков быстро оглянулся на нее.
— Хорошо!— сказал он.— До Новосибирска, во всяком случае, нам по пути. Но я вам ничего не обещаю…
— А я и не прошу вас что-либо обещать!— Я встала.— Буду ждать вас завтра в Адлере в аэропорту.
Он устало прикрыл глаза. Сказал тихо:
— Хорошо.
— Не опаздывайте. А то…
— А то?…
— А то билет пропадет… Прощайте, Мария Семеновна! Не поминайте лихом.
Она ничего не ответила, даже не обернулась. Он вышел следом за мной в переднюю, подал мне куртку.
По зеленому
Я прошла мимо него. Проверяя свою догадку, быстро обернулась. Молодой человек сложил газету и направился к подъезду. Наверное, сейчас поднимается в квартиру, откуда хорошо просматривался весь дворик соседнего домика.
Можно было догадаться, что подполковник Григорьев по телефону распорядился, чтобы сержант Кузовкин спустился вниз и был поближе к месту моей встречи с Башковым.
Так, на всякий пожарный случай…
3
За вечерним чаем Ирина Васильевна спросила сочувственно:
— Невесела приехала из гостей?
И в самом деле я еще и еще перебирала в памяти свой разговор с Башковым, словно бы прокручивала раз за разом запись на магнитофонной ленте и, слушая себя, искала более убедительные, более точные слова, которые нужно было сказать и которые я так и не сказала. Впрочем, я не находила этих слов и сейчас. Мне не хотелось думать, что темная душа Башкова уже закрыта для хороших слов и хороших поступков на тяжелый замок…
В Управлении Ковалева не было. Я сделала заявку на два билета, на самолет. Называя фамилию своего попутчика, вначале обмолвилась, произнесла настоящую, потом спохватилась и переправила на ту, под которой Башков прилетел сюда.
Нужно было проститься с заботливым подполковником Григорьевым.
Я увидела его в коридоре.
— Ну-ка, ну-ка! Зайдёмте ко мне. Поделитесь со мной, стариком, вашими молодежными приемами в наставлении грешников на путь праведный.
Мы поднялись в его кабинет. Он предложил мне кресло, а сам опять, уже привычно для меня, забегал по кабинету от стены к стене и из угла в угол.
Подполковник слушал меня внимательно.
— Придет, думаете?… Впрочем, я тоже думаю, что придет. И в Новосибирск полетит, конечно,— деваться ему уже некуда. Ну, а там-то? Телеграфировать, чтобы вас наряд милиции встречал, вы — как я понимаю но будете. Джентльменское соглашение, так сказать…
— Телеграфировать не буду. Но и уверенности, что он меня там не покинет, никакой у меня нет.
— Понимаю. Уж очень быстро согласился. Сообразил, что с вами безопаснее вернуться. Так думаете?
— Примерно так.
— А если он все же спрячется? Правда, денег у него сейчас нет, прятаться уже труднее. Хлопот-то сколько — разыскивать…
Не дождавшись моего ответа,— да и что я могла ответить подполковнику Григорьеву,— он снова
— Грешен, думаю, опережает Приходько время. Конечно, общество развивается, НТР и все прочее. Формируется человек по-новому. Обеспеченнее стал, образованнее — обязательное среднее… Телевизор каждый день смотрит. И наш хапуга на уровень тянется. Своего ближнего уже не обкрадет — карманников не стало, домушников тоже мало — не профессия! Стыдно! Но вот в государственный карман руку запустить — это еще можно. И ведь не от нужды лихой, а чтобы лишний рубль в кармане забренчал. И дача есть, и машина, и ковры, и Рижское взморье — нет, все мало. Пока мы не придержим. По старинке — за ушко! Интересно, что нам в будущем светит, как вы думаете, Евгения Сергеевна?… Преступников не будет, а будут нарушители общественного порядка. Вежливые такие нарушители, культурные. И мы, хранители порядка, будем их к себе приглашать по телефону, или что там будет — видеофон, что ли. «Уважаемый гражданин, не заглянете ли к нам в свободное время…»
Подполковник Григорьев очень похоже передал интонации моего начальника, я улыбнулась невольно.
— Вот жизнь у нас начнется, а?… Только я через два года на пенсию уйду. Ну их, устал уже! Это уже вы будете в беломраморных дворцах их перевоспитывать. А на мой век этого добра, вроде Эмилии Щуркиной, еще хватит.
— А как со Щуркиным?
— Путешествие в Болгарию ему отменили. Обходительно попросили прибыть в Сочи для дачи дополнительных разъяснений. Дочь все на папу с мамой свалила.
И деньги не ее, и она тут ни при чем. И за границу не собиралась — ее, видите ли, папочка уговорил. Хотите почитать?
— Нет, не хочу!
Вероятно, это прозвучало у меня излишне категорично, и подполковник Григорьев глянул на меня понимающе, с сочувствием.
— Надоели, чувствую. Вам, молодой женщине, и с этим жульем возиться. Уж на что я — старый зубр, привык вроде, а тоже временами устаю навоз разгребать. Ведь этот навоз куда гаже настоящего. На том — хлеб, цветы вырастить можно. А на этом? Послал я копии допросов Приходько, пусть покажет мамочке, посмотрит она, какое добро вырастила. А если говорят, что дочь характером чаще всего в отца, то, надо полагать, и Щуркин такого же поля ягода…
Он проводил меня до дверей.
— Привет сердечный вашему начальнику передавайте, как водится… И знаете, нравится мне, что Башков согласился с вами вернуться. Что там дальше будет — не знаю. Но вот сейчас, сам, без конвоя!… Рассказывать буду — не поверят. Фантастика!…
В Адлеровский аэропорт меня отвез, конечно, все тот же Ковалев.
Перед зданием аэропорта он, вдруг притормозив, свернул в аллейку, за пышные кусты какой-то незнакомой мне южной растительности. Я не поняла.
— Сидит!— сказал Ковалев.
— Кто сидит?
— Взгляните вон туда, за кустики.
Я выбралась из машины. В отдалении на скамейке, подняв воротник пальто, нахлобучив серую шапку, одиноко сидел Башков. Хмурый, неподвижный. На других скамейках сидели люди по двое, по трое, с ним же рядом никого не было.
— Не буду вас провожать,— сказал Ковалев.— Еще застесняется.
Я взяла с заднего сиденья свой «диккенсовский» чемоданчик. Ковалев достал из кармана «Паркер», с которым я ходила в комиссионный магазин.