Антология советского детектива-45. Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
Невский чуть подумал — и признал святую правоту майора. И довольствовался тем, что он — простой свидетель, невиновный и любезно охраняемый законом.
Кроме него направлялся в город и Куплетов — тоже в качестве свидетеля и, как сумрачно шутил он сам, общественно-полезного членовредителя.
Вообще судьбой своей Куплетов был доволен.
Впрочем, в его жизни, вероятно, еще надо было поискать событие, которое могло бы вывести его из равновесия — надолго и всерьез.
Ломтева — а на тропе стрелял, действительно,
Лидочку — после всего случившегося и пережитого — хватил нервический удар.
Главврач, признав, конечно, всю ее звериную, нечеловеческую сущность и сугубую опасность для соседей — близких и далеких, — тем не менее в категоричной форме заявил, что хотя бы сутки, а еще лучше — пару дней, медсестра должна отлежаться в полном покое. При этом он уверенно кивал на Бонифатия Павлиновича: дескать, именно директор и склонил его к столь интересной мысли, однако выяснить, насколько это справедливо, никому не удалось.
В итоге Афонов скрепя сердце согласился — и Лидочка до утра осталась в санатории.
Дежурить при ней был назначен Дергун — как человек исключительно бывалый, во всех отношениях крепкий и к тому же знакомый с тонкостями здешнего распорядка.
А вот Гугулидзе, хотя он и рвался тоже постеречь красавицу вдову, Афонов отказал категорически. Были здесь замешаны какие-то служебные нюансы.
Директор Подкосыжнев, когда узнал, что под его чутким руководством работали два таких лживых и страшных человека, вмиг затосковал, что-то эдакое выпил от сердца и других недомоганий, спешно удалился к себе в кабинет, и там с ним вышел казус.
Это, впрочем, на судьбах исцеляющихся подопечных Бонифатия Павлиновича ни малейшим образом не отразилось. Никто даже внимания не обратил.
Тем временем машина — с Птучкой за рулем и с поникшим Ломтевым, зажатым на сиденье между свидетельствующими Невским и Куплетовым, прикатила в город.
Следом за ней — почти одновременно — прибыла и карета "скорой помощи", доставив в больницу безжизненное тело Звязгина.
Ломтев, хранивший упрямое молчание, на этот раз не выдержал.
— Зачем его в больницу? — удивился он.
— А где еще у нас есть морг?! — хохотнул глумливо Птучка. — При книжном магазине или заводской столовой, или булочной — пока не завели.
— И при обкоме — тоже нет, — ввернул Куплетов, впрочем, мигом спохватившись, что сморозил очевидное не то. Он сделался пунцовым и тоскливо завздыхал.
— Ну, что ж. — пожал плечами Ломтев и опять умолк.
— Вы, Савва Иннокентьевич, язык попридержите, — посоветовал миролюбиво Птучка. — Мы тут все свои, а показания давать начнете — ляпнете какую-нибудь дурь. и сразу — море неприятностей!.. Не надо.
— Верно-верно, — поддержал лейтенанта Невский.
— Я учту. — Куплетов кротко и тепло взглянул на своего соседа.
В дороге, ощутив себя наконец-то полноценными собратьями
Решив не откладывать дело в долгий ящик и вообще ковать железо, пока горячо, Афонов отдал последние текущие распоряжения и сразу приступил к допросу.
Ломтев, которого незамедлительно доставили к нему в кабинет, поначалу вел себя нагло.
По всей вероятности, твердо усвоив, что молчание — золото, а драгметаллы, как известно, просто так, повсюду не валяются, он отказался отвечать на любые вопросы.
Игра в молчанку, начатая еще по дороге, в машине, продолжалась.
Был летчик среднего роста, отменно сложен, русоволос, со смазливыми чертами в меру загорелого лица, с шикарными пшеничными усищами а-ля товарищ Буденный, с намечающейся лысиной и с холеными, что называется, точеными руками.
Глаза его, слегка навыкате, смотрели с тем выражением, когда лихая наглость способна в одно мгновение перейти в откровенный испуг.
У него был взгляд пойманного с поличным плута, которому всю жизнь до смешного везло...
На затылке — несколько справа — красовалась здоровенная пластырная блямба.
Одет он был в очень стильный серый клетчатый костюм, измазанный теперь глиной и местами забрызганный крупными каплями крови.
— Вы мне еще за костюм заплатите, — с высокомерной суровостью пообещал Ломтев. — И за телесные повреждения. Так дела не оставлю.
— Хм. Не оставляйте, ладно. А закурить сейчас не хотите? — участливо спросил майор. — Я вижу, у вас пальцы желтые от табака, и вы, вероятно, цените хорошую затяжку в трудную минуту... — желая блеснуть своим отменным кругозором, добавил он с напускной значительностью.
Ломтев побелел, секунду-другую размышлял и, придя к выводу, что такто оно будет лучше — и для всех, и для него, — немедленно изобразил припадок.
Он боком медленно повалился со стула, поберегши, однако, раненую голову, и, дрыгая ногою, закатив глаза, принялся дурно орать.
Старался он не менее полуминуты, но потом устал.
Он, судя по всему, надеялся, что кто-нибудь его поднимет, побегут звать врача, но все, войдя в его положение, лишь терпеливо ждали.
Тогда он обиженно встал, слегка отряхнулся и снова уселся на стул.
— У меня — бывает. — жалобно-таинственно пояснил он. — Эдак схватит.
— А теперь вот — прошло. И хорошо, — сердечно улыбнулся Афонов, но тотчас взгляд его стал жестким, а лицо — непроницаемым. — Не прибедняйтесь, Ломтев. Мы запросили данные из вашей медсанчасти — вы абсолютно здоровы. Иначе как бы вы летали? Так что это представление. Нисколько не смешно. К сожалению. Ну, что же, если вы пока сами не желаете нормально говорить, послушаем наших свидетелей. Гражданин Куплетов, прошу!