Антология советского детектива-45. Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
Первым опомнился сержант Лозоходов.
– Утоп, гадюка! – метнулся он к колодцу. – Чтобы живым не даться!.. Во гад, а?! Во псих!..
– Багор! – осенило лейтенанта. – Срочно багор! Багром достанем!..
Через минуту Еремеев уже шарил длинным шестом в темной воде. Ржавый крюк скреб по стенкам бетонного ствола, но в дно не утыкался.
– Ничего! – утешил Лозоходов Еремеева. – Всплывет в одночасье.
Еремеев покусывал губы.
Через три дня кончался стажерский срок. Теперь все. После такого казуса – прощай, контрразведка! Шляпа-растяпа.
Еремеев на минуту
На шум и суету у колодца подоспели командир комендантской роты и несколько малознакомых Еремееву смершевцев. Тыкали шестом в дно и Еремеев, и командир роты, и капитан Кистенев, и остальные офицеры, однако так никого и не нашли. Да там вообще ничего не было, кроме ровного песочка!
– Придется вызвать водолазов! – мрачно резюмировал капитан Горновой, оставшийся за майора Алешина.
Пока ждали машину с водолазами, Еремеев писал объяснительную записку: «После того как я разрешил арестованному напиться воды, тот подошел к колодцу и прыгнул в него с целью самоутопления. В упущении вражеского диверсанта признаю себя виновным полностью и безоговорочно. Прошу наказать меня со всей строгостью. Лейтенант Еремеев».
Приехали водолазы.
Мичман в беловерхой фуражке интересовался глубиной колодца.
– Метра четыре, – отвечал ему Еремеев, слегка воспрянувший при виде моряков, выгружавших из кузова воздушный насос, шланги и блестящий медный шлем с округлыми оконцами.
На дармовое зрелище набежал комендатурный люд – шоферы, писари, стрелки. Капитан Горновой прохаживался возле колодца и гнал любопытных.
Мичман склонился над колодцем и вдруг подозвал офицеров рукой.
– Товарищи начальники, не ваш ли там клиент купается?
Горновой и Еремеев свесились в ствол: из воды выдавалось что-то похожее на спину и затылок.
– Багор, живо! – крикнул Горновой Лозоходову.
Сержант в мгновение ока принес шест, подцепил труп за край брезентовой спецовки. В три пары рук они вытащили его и положили у колодца лицом вниз.
Моряки забрасывали свои шланги обратно в кузов, и мичман, довольный, что не пришлось возиться с тяжелыми доспехами, по-хозяйски постукивал скаты грузовика.
– Товарищ капитан, осмотреть бы надо, за что он там зацепился. Что-то долго он не всплывал… – догнал Еремеев Горнового.
– Пусть водолаз осмотрит.
Морякам снова пришлось выгружать снаряжение. Четыре матроса, растянув ворот прорезиненной рубахи, втряхнули туда мичмана, привинтили к фланцу шлем, задраили передний иллюминатор и бережно спустили своего начальника в колодец. Пузыри воздуха, вырывавшиеся из воды, гулко клокотали в бетонной трубе.
Через четверть часа, сипя и шипя, на поверхность вынырнул медный шар шлема. Водолаза вытащили наверх, вывинтили переднее стекло.
– Ни-че-го! – сообщил мичман почему-то по складам. – Ровнехонькие стенки. Грунт – песок с галькой. На глубине три метра махонький отросточек водопроводной трубы. Наверное, за него и зацепился. Одно слово – труба дело.
«Труба дело…» – мысленно повторил Еремеев.
В ворота въезжал «виллис»
Глава вторая. Черный «Адлер»
Вопреки всем скверным предчувствиям наказание за оплошность с «вервольфом» оказалось вовсе не таким уж суровым. Майор Алешин в присутствии Еремеева прочитал объяснительную записку, расспросил, как все было, и, ничего больше не говоря, отпустил лейтенанта восвояси. Два часа, которые прошли до повторного вызова в алешинский кабинет, показались Еремееву самыми томительными в жизни. Должно быть, эти два часа понадобились майору Алешину, чтобы подыскать достойное наказание для незадачливого конвоира, и он его нашел.
– Орест Николаевич, наша машинистка Вера Михайловна ушла в декрет. Придется вам какое-то время за нее поработать.
Хотя бы двумя пальцами. Другого выхода нет.
По утрам лейтенант Еремеев взбегал по винтовой лестнице старого флигеля, отпирал железную дверь секретной части, закрывался изнутри на щеколду, задергивал на зарешеченном окне белые занавески, доставал из несгораемого ящика недоконченную работу и, подавив тяжелый вздох, присаживался за ненавистную машинку. Он ненавидел ее за черный цвет, за готическое слово «Adler», вызолоченное на каретке, за клавишу с литерой «U», заменявшую в перепаянном шрифте букву «И», за ее гестаповское прошлое (машинку нашли в брошенном особняке тайной полиции). Но все же оттопыривал два рабочих – указательных – пальца и барабанил так, что литера «О» пробивала бумагу насквозь; майор Алешин, вычитывая документы, морщился:
– Понежнее, Орест Николаевич, понежнее… Сами знаете, любая машина любит ласку.
Что нравилось Еремееву в шефе, так его всегдашняя вежливость в сочетании с твердым характером. Капитан Сулай – полная ему противоположность. Ходит в неизменной застиранной гимнастерке, хотя все офицеры комендатуры давно уже сшили щегольские кителя с золотыми погонами. На ремне – фляга в суконном чехле. К ней прикладывается постоянно – у него болят простуженные почки, и он пьет отвар каких-то трав. Конечно, Сулай чекист Божьей милостью: и чутье, и хватка, мужик рисковый – этого не отнимешь. Но уж очень занудлив – чуть что не так, скривит презрительно губы: «Эх ты, пианист!..» И чем ему пианисты досадили?
В сердцах Еремеев снова стал с остервенением бить по клавишам.
«…Обстановка в Альтхафене характеризуется деятельностью хорошо обученной и материально подготовленной диверсионной группы “Вишну”, названной по кличке ее руководителя, бывшего офицера германского военно-морского флота. Настоящее имя и биографические данные руководителя группы установить пока не удалось.
Особый интерес проявляет группа к осушительным работам, ведущимся на территории затопленного подземного завода по сборке авиамоторов. Так, в штольне “D”, где была установлена мощная насосная станция, 12 мая с.г. произошел сильный взрыв, выведший установку из строя, убиты два солдата и тяжело ранен сержант из инженерного батальона. 20 июня такой же взрыв произошел в ночное время в другой штольне; человеческих жертв не было, но насосная установка уничтожена полностью.