Антология восточно-христианской богословской мысли, Том I

Сбоник

{2} Например, тот факт, что человек N наделен разумом.

{3} Например, тот факт, что живой человек дышит.

{4} ; у переводчика: «счастье»; возможный перевод: «удача» (ср. выше схол. {1} к главе 34).

{5} . Отличие от восходит к следующему месту у Аристотеля:

Отличаются же они друг от друга тем, что случающееся само собой имеет более широкий охват: все случайное случается само собой, а последнее не всегда случайно. Ибо случай и случайное бывают у тех [существ], которым присущи счастье и вообще [практическая] деятельность.<…>Поэтому ни неодушевленная [вещь], ни животное, ни ребенок ничего не делают случайно, так как они не обладают способностью выбора; им не присуще ни счастье, ни несчастье.<… >Самому же собой чему-то происходить свойственно и со всеми прочими живымы существам, и многим неодушевленным предметам; например, мы говорим: лошадь пришла «сама собой» [], так как, придя, она спаслась, но пришла не ради спасения. И треножник сам собой упал; стоял он ради того, чтобы на нем сидели, но не ради сидения упал. Отсюда ясно, что мы говорим «само собой», когда среди [событий], происходящих прямо ради чего-нибудь, совершается нечто не ради случившегося<…>а «случайно» — о [случаях], которые приключаются сами собой, но по выбору — с [существами], обладающими способностью выбора.<…>Таково же случающееся само собой и по своему наименованию: когда само [] возникает напрасно; ведь камень упал не ради того, чтобы ударить кого-нибудь, следовательно, камень упал сам собой, так как он мог упасть, сброшенный кемнибудь и ради удара [1192] .

1192

Физика 2.6, 197а37–197b30,

пер. В. П. Карпова, с изм. О последующем понимании этих двух терминов в их взаимоотнесенности см., например: Sharpies R..1F. Responsibility, Chance, and Not-being (Alexander of Aphrodisias mantissa 169—172) // Bulletin of the Institute of Classical Studies. 22, 1975. Pp. 46–48.

{6} Понятия Необходимости и Судьбы у стоиков тождественны по объему (экстенсионалу). Но это не означает, что все, происходящее в силу Судьбы (а для стоиков таковым является вообще все), понимается ими как «необходимое» — в смысле модальности (в отличие от только «вероятного»; см. выше главу 34), что исключало бы «зависимость» чего-либо «от нас», как ее понимает Хрисипп (см. выше схол. {5} к главе 35). Немесий, похоже, не отдает себе отчет в этом различии, четко прослеживаемом в понятийной системе его оппонентов [1193] между гипостазированной силой причинно–следственной связи и родственной ей по имени логической модальностью.

1193

Bobzien S. Determinism and Freedom… Pp. 136–143.

{7} Немесий, очевидно, считает (ошибочно), что такова точка зрения стоиков, т. к. полагает (в отличие от них), что «причиной» и «началом» может быть только то, что само не является следствием каких-либо причин, т. е. является «началом» не только данного действия, но и совершенно новой причинно–следственной цепочки.

{8} Немесий понимает стоиков так, что все происходящее в силу Судьбы в том же смысле «необходимо», в каком всякий человек, например, необходимо наделен разумом (ср. выше схол. {2} и {6}).

Нил Анкирский. Адаптация «Руководства» Эпиктета (Г. И. Беневич)

Включение текста, авторство которого приписывается известному, хотя и таинственному аскетическому писателю V в. — прп. Нилу Анкирскому [1194] , в настоящую «Антологию», посвященную главным образом полемике с ересями и не являющуюся собранием аскетических сочинении, на первый взгляд ничем не оправдано. Тем не менее, поскольку речь идет о произведении, являющемся адаптацией великого языческого философа–стоика Эпиктета, сам факт интеграции его сочинения в традицию христианской «моралистической» (как мы увидим, далеко не обязательно только монашеской). штературы существенно раздвигает наши представления о взаимодействии между святоотеческой христианской традицией н языческим, античным наследием, представления об «ортодоксии» и «гетеродоксии».

1194

Под этим именем, как известно, дошли до нас не только произведения, которые считаются подлинными, но и многие псевдоэпиграфы, в частности, некоторые сочинения Евагрия. Точнее, дело обстоит еще сложнее. Как отмечает А. Г. Дунаев: «Творения Нила Анкпрского пользовались авторитетом как у древних аскетов, так и у позднейших читателей; «Подвижническое слово» его включено в «Добротолюбие». Однако отсутствие сведении о его жизни привело в последующей агиографической традиции к отождествлению его с преп. Нилом Синайским. В свою очередь, Нилу Синайскому были приписаны сочинения Евагрия (после соборного осуждения последнего), чтобы спасти их от уничтожения. Таким образом, произошло тройственное смешение авторов».

В «Антологии» достаточно хорошо представлены авторы, которые «работали» с традицией языческого платонизма и неоплатонизма; это, в первую очередь, Ориген, Ареопагит, Иоанн Филопон, Максим Исповедник, но и многие другие. Однако влияние стоической традиции на христианство, в первую очередь в области этики (хотя и не только в ней, но и в онтологии [1195] ), было не меньшим. Причем если степень переработки неоплатонической философии была весьма велика, и в этом сомневаться не приходится, то вопрос о том, насколько существенно в христианской аскетической и моральноэтической литературе было переработано этическое наследие стоицизма, т. е. насколько в этой области христианство было «оригинально», остается во многом дискуссионным. Об этом, в частности, свидетельствует и история христианской адаптации «Энхиридиона», т. е. «Руководства» Эпиктета, — история, которая может существенно расширить или, по крайней мере, уточнить наши представления о том, где пролегает граница между «христианским» и «языческим» в области этики и аскетики.

1195

Достаточно вспомнить учение о логосах, воспринятое апологетами н Климентом Александрийским, а потом через Ареочагитики усвоенное Максимом Исповедником.

Публикуемый ниже в русском переводе текст — отрывок из «Ниловой» редакции «Руководства» Эпиктета [1196] , которая представляет собой первую по времени христианскую адаптацию этого сочинения великого стоика. При этом, хотя вопрос об авторстве прп. Нила большинством ученых решается отрицательно [1197] , сам факт надписания этой адаптации именем авторитетного подвижника и автора аскетических сочинений предполагает, что в сознании людей того времени оно вполне могло восприниматься как сочинение, написанное Нилом. Более того, как пишет Д. М. Буланин, занимавшийся проблемой славянской рецепции христианских адаптаций «Руководства» Эпиктета: «Следует все же заметить, что аргументы против Нила — автора «Энхиридиона» носят более или менее умозрительный характер; исследователи исходят из представления о писателе–аскете как непримиримом противнике эллинской мудрости, не считаясь с [возможной. — Г. Б.] эволюцией его мировоззрения…. Нужно признать, что пока не найдено неопровержимых доказательств непричастности Нила к истории «Энхиридиона»» [1198] .

1196

Следует отметить, что об авторстве Эпиктета применительно к этому сочинению тоже можно говорить только условно, поскольку Эпиктет так же ничего не писал, как Сократ, а «Руководство», надписанное его именем, было составлено на основе записи его бесед его учеником Флавием Аррианом во II в. н. э.

1197

В русской патрологической науке против авторства Нила решительно выступил А. А. Бронзов (см.: Бронзов А. А. Охристианизованный<0нхиридион» стоика Эпиктета [Страница из истории христианской этики] // Христианское чтение. Июль, 1894. Сс. 59–75; Август, 1904. Сс. 187–203). Из современных исследователей против авторства

Нила высказывается, в частности, выдающийся специалист в области исследования влияния стоиков на христианство Мишель Спанне (см.: Spanneut М. Epictete chez les moines // Melanges de science religieuse. 29,1972. Pp. 49–57).

1198

Буланин АМ. «Энхиридион» Эпиктета в рукописной традиции Древней Руси //Он же, Античные традиции в древнерусской литературе XI-XVI вв. Мюнхен, 1991. С. 100.

Говоря об этой первой адаптации «Руководства» Эпиктета, исследователи единодушны, что степень «обработки» оригинала в ней не велика и во многом сводится к вещам формальным, например, убраны приметы политеизма, о Боге говорится в единственном числе, на место Сократа поставлен ап. Павел и т. д. Все это заставляет лишний раз удивиться и задуматься, как могло быть, что сочинение языческого автора при такой минимальной обработке имело хождение в Византии как христианское; вряд ли это могло быть обеспечено только тем, что оно было надписано именем знаменитого теоретика аскетической письменности и подвижника. Понятно, что все это говорит не столько о нечувствительности влзантийцев к отличию «своего» от «чужого», сколько о том, насколько глубоко именно в области этики и аскетики стоицизм был интегрирован в христианскую традицию. Этот факт подтверждается не только историей с «Энхиридионом», но и приводимым Д. М. Буланиным со ссылкой на Мишелся Спанне «скандальным» фактом, что текст, открывающий свод святоотеческих аскетических сочинений — чДобротолюбие», приписываемый Антонию Великому [1199] , тоже многим обязан Эпиктету, а в отдельных местах буквально цитирует его [1200] .

1199

Св. Антоний не может быть признан его настоящим автором.

1200

См.: Буланин АМ. «Энхиридион» Эпитета… С. 99. Буланин ссылается на Спанне: Spanneut М. Permanence du Stoicisme: De Zenon a Malraux. Gembloux, 1973. Буквальной цитатой из Эпиктета являются главы 39 и 167. Как пишет Спанне, возможно, несколько утрируя: «Одним словом, Пс. — Антоний — стоик еще более набожный, чем Эпиктет, более взявший от платонизма, чем Марк Аврелии, поверхностно христианизированный» (Ibid., р. 144).

Как бы то ни было, как говорит Д. М. Буланин о первой адаптации «Энхиридиона» в Византии: «В репертуаре христианских кннг учебник стоической морали был окончательно узаконен, украсившись именем знаменитого теоретика аскезы Нила Синайского» [1201] . Что касается времени появления этой адаптации, то Буланин считает, что она могла появиться уже в V в., хотя Мишель Спанне склонен датировать ее VII-VIII вв. [1202]

Здесь же следует отметить, что за наследие Эпиктета, т. е. за его понимание и толкование, шла борьба (не ясно, понималась ли она как таковая самими участниками) между язычниками и христианами. Например, в VI в. Симпликий написал пространный комментарий к «Энхиридиону» Эпиктета [1203] . Вместе с тем продолжалась и история христианской рецепции Эпиктета. Вслед за «Ниловой» адаптацией появляется новая редакция, куда в большей степени подвергающая «христианизации» текст Эпиктета, которая известна как «парафраза» «Энхириодиона». Относительно этой редакции в ее сравнении с первой Д. М. Буланин пишет, ссылаясь на М. Пископо (Piscopo): «Убедительны рассуждения М. Пископа, который объясняет различие в обращении с языческой книгой между «Энхиридионом» Нила и «христианской парафразой» различием их адресатов: в то время, как версия Нила предназначалась мирянам, а потому сохраняла философский дух оригинала, «парафраза» обращалась к монахам, что требовало радикального пересмотра всего стоического текста» [1204] . Если это мнение справедливо, то оно во многом объясняет и меньшую по сравнению с «парафразой» степень обработки первоначального текста Эпиктета, поскольку ведь и поучения великого стоика были обращены к «обычным людям», имеющим семью, детей, слуг и обремененным мирскими заботами, т. е. являлись моральным наставлением в самой гуще повседневной жизни. Именно такого рода сочинением, но уже адаптированным к христианской среде, является и публикуемая «версия Нила».

1201

Буланин А М. «Энхиридион» Эпиктета… С. 99.

1202

См.: Spanneut М. Permanence du Stoicisme…

1203

См.: Simplicius. Commentaire sur le Manuel d’Epictete / Introd. et ed. crit. du texte grec par I. Hadot. New-York, 1996. См. также английский перевод: Brittain С. у Brennan Т. Simplicius: on Epictetus’ Handbook 1–26. Ithaca, London, 2002; Idem., Simplicius: on Epictetus’ Handbook 27–53. London, 2002.

1204

Буланин АМ. «Энхиридион» Эпиктета… С. 101.

Что же касается второй, «монашеской» редакции, то ее судьба, хотя эта тема и выходит за пределы данной публикации, тоже достойна хотя бы краткого упоминания. Как отмечает Д. М. Буланин, в одном из славянских изводов [1205] это сочинение надписано именем прп. Максима Исповедника. При этом Буланин в своем исследовании высказывает целый ряд соображений в пользу того, что «монашеская версия» «Энхиридиона» Эпиктета действительно могла быть создана Максимом Исповедником, и заключает: «Убедившись в исправности греческого оригинала, с которым работал переводчик «парафразы», и в глубокой древности перевода, мы с большим доверием отнесемся к тому, что автором переработки Эпиктетова учебника русские списки единогласно называют Максима Исповедника…. Христианскую обработку Эпиктетова учебника можно, кажется, без больших натяжек приобщить к философскому наследию Максима Исповедника» [1206] .

1205

Сам славянский перевод «Руководства» воспроизводится, например, в Великих Четьих Минеях митрополита Макария за 29 февраля.

1206

Буланин АМ. «Энхиридион» Эпиктета… С. 118.

Интересно и соображение, которое Д. М. Буланин высказал, приведя веские доводы в пользу того, что славянский перевод восходит ко времени первого Болгарского царства и читался при дворе царя Симеона в X в.: «Можно не сомневаться, что у составителя «парафразы» находился перед глазами первый опыт христианизации «Энхиридиона». Следовательно, если согласиться с атрибуцией этого опыта Нилу Синайскому (ок. 450 г.), «парафразу» можно датировать V-IX вв. — промежутком, на который приходится и деятельность Максима Исповедника» [1207] .

1207

Там же, с. 124.