Антоний и Клеопатра

Маккалоу Колин

— Антоний! — взревела Атия с пеной в уголках рта. — Дорогая девочка! Ты должна собрать всю свою волю и сказать «нет»! «Нет» ему и «нет» моему ужасному сыну!

А Октавия думала: «Я так давно безнадежно, с грустью думаю о нем. В прежние дни, когда он бывал в Италии и приходил навестить Марцелла, я находила предлог, чтобы не присутствовать при этом».

— Антоний! — выла Атия, колотя кулаками по ручкам кресла — бам, бам, бам! — Он наделал больше бастардов, чем любой другой мужчина в истории Рима! В нем нет ни одной верной косточки!

А Октавия думала: «Бывало, я сидела и не могла наглядеться на него и молилась богине надежды Спес, чтобы он скорее снова пришел. Но я следила за собой, стараясь не выдать себя. И теперь — это?»

— Антоний! — хныкала

Атия, уже обессилевшая, опять со слезами на глазах. — Я могла бы умолять до следующего лета, но мой предатель сын не хочет слушать!

А Октавия думала: «Я буду ему хорошей женой, я буду всем, кем он захочет, чтобы я была, я не стану жаловаться на любовниц или просить сопровождать его, когда он вернется на Восток. Есть так много женщин, более опытных, чем я! Он устанет от меня со временем, я это понимаю. Но ничто никогда не отнимет у меня воспоминаний о моем времени с ним, после того как все кончится. Любовь понимает, и любовь прощает. Я была хорошей женой Марцеллу, и я горевала о нем, как горюет хорошая жена. Но я молю всех римских богов для женщин, чтобы мне было позволено прожить с Марком Антонием до конца моих дней. Ибо он — моя настоящая любовь. После него не может быть никого. Никого…»

— Хватит, мама, — громко сказала она, сияя глазами. — Я сделаю, как говорит мой брат, и выйду замуж за Марка Антония.

— Но Гай не властен над тобой, ты — sui iuris!

Вдруг Атия увидела эти великолепные аквамариновые глаза и запнулась.

— Ecastor! — еле слышно произнесла она. — Ты влюблена в него!

— Если любовь — это желание почувствовать его прикосновение и услышать его одобрение, то да, влюблена, — сказала Октавия. — Ты знаешь, когда это должно случиться?

— По словам Филиппа, Антоний и твой бессердечный брат заключили пакт в Брундизии, что гражданской войны не будет. Вся страна с ума сходит от радости, и эта пара решила сделать спектакль из своего путешествия в Рим по Аппиевой дороге к Теану, потом по Латинской дороге. Очевидно, они не появятся здесь до конца октября. После этого вскоре будет и свадьба. — Лицо матери исказилось. — О, пожалуйста, доченька, дорогая, откажись! Ты — sui iuris, твоя судьба в твоих руках!

— Но я с радостью соглашусь, мама, что бы ты ни говорила и сколько бы ни умоляла меня. Я знаю, каков Антоний, но это не меняет дела. Любовницы будут всегда, но у него никогда не было жены, которая во всем удовлетворяла бы его. Посмотри на них! — с воодушевлением продолжила Октавия. — Сначала Фадия, неграмотная дочь торговца чем угодно, от рабов до зерна. Конечно, я ни разу ее не видела, но очевидно, она была так же непривлекательна, как и глупа. Она родила ему сына и дочь, во всех отношениях чудесных малышей. В том, что Фадия и ее дети умерли от морового поветрия, вины Антония нет. Затем Антония Гибрида, дочь человека, который пытал своих рабов. Говорят, Антония Гибрида тоже пытала рабов, но Антоний выбил из нее эту привычку. Стоит ли проклинать Антония за то, что он излечил жену от такой ужасной привычки? Я плохо помню ее и ребенка. Бедная девочка была такая жирная и некрасивая, но что еще хуже, немного дурочка.

— Вот что получается, когда женятся близкие родственники, — мрачно сказала Атия. — Антонии-младшей сейчас шестнадцать лет, но она никогда не найдет себе мужа, даже низкого происхождения. — Атия фыркнула. — Женщины дуры! Антония Гибрида впала в депрессию, после того как Антоний развелся с ней. Но она любила его. Ты такой судьбы хочешь, да?

— Любила Антония Гибрида Марка Антония или нет, мама, ясно одно: она не была интересной для него женой. А вот Фульвия была, несмотря на все ее проступки. Ее беду я объясняю тем, что у нее было слишком много денег и она имела статус sui iuris, о котором ты все время твердишь мне. И тем, что первым мужем ее был Публий Клодий, одобрявший ее выходки на Форуме и ее поведение, которое не прощают высокородным женщинам. Но она была неплоха до Филипп, когда она обнаружила, что Антоний пробудет на Востоке несколько лет и не планирует поездок в Рим. Ее вольноотпущенник Маний обрабатывал ее и Луция Антония. Но за это

заплатила она, а не Луций.

— Ты стараешься найти оправдания, — вздохнув, сказала Атия.

— Не оправдания, мама. Я просто хочу сказать, что ни одна из жен Антония не была хорошей женой. Я намерена быть идеальной женой, такой, какую одобрил бы Катон Цензор, ужасный старый ханжа. Мужчины берут проституток и любовниц для телесного удовлетворения, которое они не могут получить от своих жен, потому что предполагается, что жены не знают, как доставить мужу плотские удовольствия. Женщины, знающие слишком много о том, как удовлетворить мужчину, вызывают подозрение. Как добродетельная жена, я буду все делать так же и не лучше, чем положено делать добродетельной жене. Но всякий раз при встрече с Антонием я буду образованной, интересной собеседницей, женой, с которой приятно провести время. В конце концов, я выросла в семье политиков, слушала таких людей, как бог Юлий и Цицерон, и я очень хорошо воспитана. И еще я буду замечательной матерью для его детей.

— Ты уже замечательная мать для его детей! — резко прервала ее Атия, с отчаянием выслушав эту тираду. — Полагаю, как только ты выйдешь замуж, ты возьмешь на себя заботу и об этом ужасном мальчишке Гае Курионе? Как он будет тобой вертеть!

— Нет такого ребенка, которого я не смогу укротить, — сказала Октавия.

Атия поднялась, ломая узловатые, скрюченные руки.

— Вот что я скажу тебе, Октавия. Ты не так беззащитна, как я думала. Вероятно, в тебе больше от Фульвии, чем ты сама осознаешь.

— Нет, я совсем другая, — улыбнулась Октавия, — хотя я понимаю, что ты хочешь сказать. Но ты забываешь, мама, что я родная сестра маленького Гая, а это значит, что я одна из самых умных женщин в Риме. Ум дал мне уверенность в себе, которой до сих пор никто, от Марцелла до тебя, не замечал во мне. Но маленький Гай очень хорошо понимает, что у меня внутри. Ты думаешь, он не знает, что я чувствую к Антонию? От маленького Гая ничто не ускользнет! И нет ничего, что бы он не мог использовать для роста своей карьеры. Он любит меня, мама. Это должно было сказать тебе все. Маленький Гай заставляет меня выйти замуж, так неужели я буду против? Нет, мама, нет.

Атия вздохнула.

— Ну, раз я здесь, мне хотелось бы познакомиться с содержимым твоей детской, прежде чем оно еще увеличится. Как маленькая Марция?

— Начинает показывать характер. Очень своевольная. Вот ее нельзя будет заставить вступить в нежеланный брак!

— Я слышала, что Скрибония беременна.

— Я тоже слышала. Замечательно! Ее Корнелия хорошая девочка, и я думаю, у этого ребенка тоже будет хороший характер.

— Еще рано для нее знать, кто у нее родится, мальчик или девочка, — живо отреагировала Атия, направляясь с дочерью на звуки детского плача, лепета малышей, спора уже подросших. — Хотя я надеюсь, это будет девочка, ради маленького Гая. Он о себе столь высокого мнения, что не будет рад рождению сына от такой матери. При первой же возможности он разведется с ней.

«Спасибо богам, что детская недалеко! Мы слишком приблизились к опасной теме, — подумала Октавия. — Бедная мама, всегда на периферии жизни маленького Гая, невидимая, неупоминаемая».

8

К тому времени, как кавалькада подъехала к Риму, Марк Антоний пришел в прекрасное расположение духа. Толпы, стоявшие вдоль дороги, исступленно приветствовали его. Он уже начал сомневаться, не преувеличил ли Октавиан его непопулярность. Подозрение усилилось, когда все сенаторы, в этот момент находившиеся в Риме, вышли в полных регалиях, чтобы приветствовать не Октавиана, а его. Плохо было то, что он не мог быть в этом уверен. Слишком многое свидетельствовало о том, что Италия и Рим радуются ослаблению угрозы гражданской войны. Вероятно, это пакт Брундизия вернул ему всех прежних сторонников. Если бы он месяц назад незаметно вернулся в Италию и Рим, то услышал бы нелестные слова и оскорбления в свой адрес. Учитывая все это, он разрывался между сомнениями и бурной радостью, проклиная Октавиана только шепотом и по привычке.