Антоний и Клеопатра

Маккалоу Колин

— Это отвратительно! Ни одна девушка не должна выходить замуж в пятнадцать лет! Это против римских законов. Восемнадцать лет — вот правильный возраст для брака. Неудивительно, что ты была так несчастна. Я клянусь, что со мной ты не будешь несчастной. У тебя будет свободное время и любовь.

Лицо ее изменилось, она расстроилась.

— Цезарь, у меня было слишком много свободного времени, и это было моей самой большой бедой. Чтение и писание писем, прядение, ткачество — ничего серьезного! А я хочу какую-нибудь работу, настоящую работу! Нерон держал несколько служанок, но атрий Весты был полон женщин —

плотников, штукатуров, укладчиков плиток, каменщиков, врачей, дантистов. Была даже ветеринар, которая следила за любимой собачкой Аппулеи. Я им завидовала!

— Надеюсь, любимая собачка была сукой, — улыбнулся Октавиан.

— Конечно. Только кошки и суки. Думаю, им очень хорошо живется в атрии Весты. Мирно. Но весталки должны работать. Экономка сказала, что они много работают. Все представляющие какую-либо ценность должны работать, а если я не работаю, то никакой ценности не представляю. Я люблю тебя, Цезарь, но чем я буду заниматься в твое отсутствие?

— Тебе будет чем заняться, это я тебе обещаю. Почему, ты думаешь, я женился на тебе, выбрав из всех женщин? Потому что я посмотрел в твои глаза и увидел там душу истинного товарища по работе. Мне нужно, чтобы рядом со мной был настоящий помощник, кто-то, кому я мог бы доверить даже мою жизнь. Есть так много вещей, на которые у меня нет времени и которые лучше подходят для женщины. И когда мы будем лежать с тобой в одной постели, я попрошу совета у женщины — у тебя. Женщины по-другому видят вещи, и это важно. Ты образованна и очень разумна, Ливия Друзилла. Даю слово, я намерен загрузить тебя работой.

Теперь улыбнулась она.

— Откуда ты знаешь, что у меня есть все эти качества? Один взгляд в мои глаза наводит на мысль о безосновательном предположении.

— Я увидел твою душу.

— Да, я понимаю.

Октавиан вдруг поднялся, затем опять сел.

— Я хотел провести тебя на то ложе. Ты, наверное, очень устала, — объяснил он. — Но на нем ты не отдохнешь, на нем неудобно лежать. Поэтому вот твоя первая работа, Ливия Друзилла. Обставь этот дворец, как подобает Первому человеку в Риме.

— Но покупать обстановку — это не женское дело! Это привилегия мужчины.

— Мне все равно, чья это привилегия. У меня на это нет времени.

В ее голове уже возникла идея цвета, стиля. Она засияла.

— Сколько денег я могу потратить?

— Сколько нужно. Рим бедный, и я потратил довольно много из моего наследства, чтобы хоть немного облегчить его положение, но еще не обеднел. Цитрусовое дерево, золото со слоновой костью, эбонит, эмаль, каррарский мрамор, — все, что хочешь.

Вдруг Октавиан о чем-то вспомнил и вскочил с места.

— Я сейчас вернусь.

Он возвратился, неся в руках что-то завернутое в красную ткань, и положил это на стол.

— Разверни, жена моя любимая. Это тебе свадебный подарок.

В ткани лежало ожерелье и серьги из жемчуга цвета лунного света. Семь ниток. Застежками служили две золотые пластинки. Каждая серьга — это семь жемчужных кисточек, прикрепленных к золотой пластинке, которая крепилась к мочке крючком.

— О, Цезарь! — прошептала она как завороженная. — Они великолепны!

Он улыбнулся, довольный ее реакцией.

— Поскольку я считаюсь слишком бережливым, я не скажу тебе, сколько они стоят, но мне повезло. Фаберий из

Жемчужного портика только что выставил их на продажу. Жемчужины так идеально подобраны, что можно подумать, их готовили для царицы Египта или Набатеи, поскольку жемчуг Доставлен с Тапробаны — острова в Индийском океане. Но они никогда не украшали царскую шею или царские уши, потому что их украли. Вероятно, очень давно. Фаберий увидел их на Кипре и купил за… конечно, не за столько, сколько заплатил я, но недешево, во всяком случае. Я дарю это тебе, потому что Фаберий и я считаем, что до тебя их никто не носил. Ты будешь первой владелицей этого украшения, meum mel!

Ливия Друзилла позволила ему застегнуть ожерелье на ее шее, вдеть в уши серьги, потом встала и дала ему полюбоваться ею. Восторг переполнял ее, лишал дара речи. Жемчужина Сервилии размером с клубнику бледнела перед этим ожерельем — целых семь ниток! У старой Клодии было ожерелье из двух ниток, но даже Семпрония Атратина не могла похвастать более чем тремя нитями.

— Пора спать, — вдруг сказал Октавиан и взял ее под локоть. — У тебя будут свои комнаты, но если ты захочешь другие — я не знаю, какой вид из окна ты предпочитаешь, — просто скажи Бургунду, нашему управляющему. Тебе понравилась Софонисба? Она подойдет тебе?

— Я словно заблудилась на Элисийских полях, — сказала она, позволив ему направлять ее. — Столько трат на меня, столько беспокойства! Цезарь, я взглянула на тебя и полюбила. Но теперь я знаю, что с каждым днем, проведенным с тобой, моя любовь к тебе будет расти, вот увидишь.

III

ПОБЕДЫ И ПОРАЖЕНИЯ

39 г. до P. X. — 37 г. до P. X

11

Публий Вентидий был из Пицена, из города Аскул, большого, окруженного стенами города на Соляной дороге, связывавшей пиценский город Фирм с Римом. Шестьсот лет назад люди с Латинской равнины научились добывать соль на отмелях у порта Остия. Соль была редким и ходовым товаром. Очень скоро торговля перешла в руки купцов, живших в Риме, небольшом городке на реке Тибр, в пятнадцати милях вверх по течению от порта Остия. Историки, такие как Фабий Пиктор, категорически утверждали, что именно соль сделала Рим самым большим городом в Италии, а его людей — самыми могущественными.

Как бы то ни было, когда Вентидий родился в богатой аристократической семье Аскула за год до убийства Марка Ливия Друза, пиценский Аскул уже стал центром южной части Пицена. Расположенный в долине между предгорьями и высокими вершинами Апеннин, хорошо защищенный стенами от набегов марруцинов и пелигнов, соседних италийских племен, Аскул был центром процветающего края яблоневых, грушевых и миндальных садов. А это значило, что город продавал отличный мед, а также джем из фруктов, которые успели потерять свежесть и не годились для отправки на Овощной форум в Риме. Женщины Аскула занимались производством тонкой ткани особенно красивых оттенков голубого цвета — эту краску получали из цветка, растущего в регионе.