Антоний и Клеопатра
Шрифт:
— Попробуй один, — сказал Вентидий, передавая ему шары.
Ксенон положил в пращу шар и стал раскручивать ее, пока не послышался свист. Резкий бросок — и свинцовый шар пролетел по воздуху и ударил в диафрагму набитого чучела. Вместе они подошли проверить повреждение. Ксенон издал писк, до того пораженный, что не мог даже крикнуть.
— Генерал, посмотри! — проговорил он, когда обрел дар речи.
— Я уже смотрю.
Снаряд сделал не дырку в мягкой коже, он прорвал зияющее отверстие неправильной формы и упал на землю.
—
К тому времени, как нашли нужного мула, все пятьсот пращников собрались около них. Разнесся слух, что римский командир изобрел новый снаряд.
— Мула поставьте крестцом к летящему снаряду. В сражении вы будете стрелять по убегающим коням. Упадет лошадь — упадет и лучник. Парфяне могут поддерживать запас стрел, но лошадей? Сомневаюсь, что у них будет много свободных.
Мул был так искалечен, что его пришлось немедленно прикончить. Шкура его была разорвана, внутренности смешались. Вынутый из внутренностей шар потерял форму. Он напоминал плоскую пластинку с рваными краями — результат удара о твердую кость.
— Пращники! — громко крикнул Вентидий. — У вас появилось новое оружие!
Со всех сторон раздались возгласы одобрения.
— Ксенон, сообщи Полемону, — сказал Вентидий, — что мне нужно еще полторы тысячи пращников и тысяча талантов свинца с его серебряных рудников. Понт сейчас стал очень важным союзником.
Конечно, все было не так просто. Некоторые пращники посчитали, что меньший снаряд труднее бросать, а некоторые оказались неспособными признать его преимущество. Но постепенно даже самые упорные пращники научились бросать свинец и перешли на новый вид оружия. Пришлось также модифицировать саму пращу, ибо тренировки показали, что от свинцового шара она быстрее изнашивается, чем от камня.
Потом прибыли еще полторы тысячи пращников из Амазеи и Синопы, ожидали их и из Амиса, который находился дальше. Полемон не был дураком, он правильно рассчитал, что чем щедрее он будет и чем быстрее выполнит просьбу Вентидия, тем больше окажется его прибыль.
Пока проходила тренировка пращников, Вентидий не бездействовал. Он не всем был доволен. Новый губернатор провинции Азия Луций Мунаций Планк обосновался в Пергаме, далеко к северу от Ликии и Карии, где располагался Лабиен. Но житель Пергама, которому платил Лабиен, разыскал Планка и убедил его, что Эфес пал, а Пергам — следующая цель парфян. Не очень храбрый и склонный следовать ложным советам, Планк в панике быстро собрался и убежал на остров Хиос, послав сообщение Антонию, все еще находящемуся в Риме, что Лабиена невозможно остановить.
«И все это, — писал Вентидий Антонию, — пока я занят тем, что высаживаю пятнадцать легионов в Эфесе! Этот
«Молодец, Вентидий, — писал Антоний в ответном письме, которое тот получил, когда его армия была уже готова к маршу. — Я признаю, что назначил Планка губернатором, чтобы он не путался у меня под ногами, как и Агенобарба в Вифинии, разве что Агенобарб не трус. Пусть Планк остается на Хиосе, там великолепное вино».
Прочитав письмо, Силон хихикнул:
— Отлично, Вентидий, за исключением того, что провинция Азия остается без губернатора.
— Я подумал об этом, — самодовольно ответил Вентидий. — Поскольку Пифодор из Тралл теперь зять Антония, я позвал его в Эфес. Он сможет собрать дань и налоги от имени папы-тестя Антония и послать их в казну в Рим.
— О-о-о! — протянул Силон, широко открыв свои странные глаза. — Сомневаюсь, что это понравится Антонию. Он приказывал присылать все ему.
— Я такого приказа не получал, Силон. Я верен Марку Антонию, но больше всего я верен Риму. Дань и налоги, собранные от имени Рима, должны идти в казну. То же самое с трофеями, которые мы сможем собрать. Если Антоний хочет жаловаться — пожалуйста. Но только после того, как мы побьем парфян.
Вентидий чувствовал свою силу, ибо вожди Галатии, оставшиеся без лидера, собрали всех кавалеристов, каких сумели найти, и пришли в Эфес с желанием показать этому неизвестному римскому генералу, на что способны хорошие кавалеристы. Их было десять тысяч, все слишком молодые, не принимавшие участие в сражении у Филипп, все озабоченные тем, чтобы оградить свои богатые травой равнины от налетов Квинта Лабиена, находящегося слишком близко.
— Я поеду с ними, но торопиться не стану, — сказал Силону Вентидий. — Твоя работа — быстро вести пехоту со скоростью не меньше тридцати миль в день. Я хочу, чтобы легионы шли прямо к Киликийским воротам. То есть к верховью реки Меандр и через северную часть Писидии в Иконий. Иди по караванной тропе, оттуда по югу Каппадокии, оттуда по римской дороге, которая ведет к Киликийским воротам. Это марш в пятьсот миль, и у вас двадцать дней. Понятно?
— Абсолютно, Публий Вентидий, — ответил Силон.
Римский командир обычно не ездил верхом. Большинство по ряду причин предпочитали идти пешком. Во-первых, так удобнее. У человека на коне затекают ноги, потому что для них нет опоры и они свободно свисают вниз. Во-вторых, пехоте нравилось, когда командиры шли вместе с солдатами. Так они оказывались на одном уровне с ними и буквально, и метафорически. В-третьих, это сдерживало кавалерию. Римские армии в основном состояли из пехоты, ценимой больше, чем кавалерия, которая за прошедшие столетия перестала быть римской и стала вспомогательной силой, поставляемой галлами, германцами и галетами.