Антропогенный фактор
Шрифт:
— Вот и все, Селлюстий… — произнес он шамкающим бесцветным голосом.
— Да… — эхом отозвался координатор. — Пора нам, Минаэт… Давно пора…
Я переводил взгляд с одного на другого — они стремительно старели на глазах. Кожа на лицах морщилась, покрывалась пятнами; черные, как смоль, волосы коммодора, начали седеть и клочками опадать с головы.
— Жаль Куги, — сказал из-за спины Борацци, обошел меня и присел на корточки у тела кугуара. — Его уже не восстановишь…
Спокойный тон, с которым он констатировал происшествие, подействовал на меня подобно пощечине, но я сдержался.
Борацци натянул на руки перчатки, достал из кармана межмолекулярный скальпель.
— Отойдите, — попросил он через плечо. — Гемолимфа у Аранея чрезвычайно агрессивна, видите?
Он указал на почерневшую траву вокруг лужицы желто-зеленой слизи. Я послушно отступил на пару шагов и увидел на ногах медиколога защитные бахилы. Определенно, он не только предвидел, но и знал, что произойдет.
Двумя резкими движениями Борацци вспорол имитанта, как мешок, и отбросил верхнюю часть в сторону. Желто-зеленая слизь хлюпнула на землю, и я увидел раздавленного Аранея. Не церемонясь, Борацци взял его за одну лапу и перевернул на спину.
— Все верно… — сказал он. — Это не Aranei, a, скорее, Arachnida. Подойдите ближе, посмотрите.
Осторожно, чтобы не вступить в агрессивную слизь, я приблизился.
— Видите, — сказал Борацци, — на передних, более длинных лапах, так называемых хватательных, по одному когтю? А на беговых лапах когтей нет… А теперь посмотрите сюда — это то, что отличает паукообразных от пауков. Хвост, типа скорпионьего, только у данного вида он загнут не над брюшком, а под него. И тоже с одним когтем. Передними лапами он схватил Вичета, а когтем на хвосте разорвал комбинезон… Вполне возможно, что где-то под когтем расположен пазушный мешочек с парализующим ядом… В одном он просчитался — Куги все-таки самообучающаяся биомашина, а не животное, и два раза на один и тот же прием не попадается…
Я нагнулся ниже, в нос ударил удушливый тлетворный запах.
— Ох, и вонища…
Борацци встревоженно оглянулся, подхватил меня под локоть и увлек в сторону.
— Это не от него воняет, — покачал он головой. — Это от них… Не следует дышать трупным запахом, можно серьезно отравиться.
На местах, где минуты назад стояли координатор и коммодор, высились две кучки оранжевого тряпья, залитого черной жижей, из которой проглядывали кости черепов и фаланг пальцев.
Я оторопел.
— Что это?..
— Знакомый эффект… — пробормотал Борацци. — Темпоральное старение… Таксидермисты для сохранения образцов фауны упаковывают ее в темпоральную ловушку, внутри которой время останавливается, и экспонаты могут храниться вечно в первозданном виде. Но стоит отключить ловушку, как экспонаты начинают стремительно стареть, в соответствии с прошедшим временем… — Он покачал головой. — Однако экспонаты в темпоральной ловушке неподвижны — методика, позволяющая им двигаться и жить, не старея, неизвестна. То есть нам неизвестна.
— Вы полагаете?..
Я указал глазами на раздавленного Аранея.
— Да, я полагаю, — твердо сказал Борацци. Он заглянул мне в глаза и неожиданно
Я развернулся и побрел прочь. Только сейчас почувствовал, что меня поташнивает. И это была естественная реакция организма, а не искусственно внедренная в сознание фобия, как высотобоязнь.
— Надеюсь, этим все и закончится, — сказал мне в спину Борацци.
Но мне было настолько дурно, что я в это не поверил.
Глава 13
Приняв контрастный душ, мне удалось избавиться от подступивших к горлу рвотных спазмов, но избавиться от трупного запаха, как ни полоскал носоглотку, не получилось. Застрял запах в обонятельной памяти, и никакими дезодорантами и духами не перебивался. Одорантный синдром настолько выбил из колеи, что мысли смешались, начала болеть голова, и пришлось принимать медикаментозные препараты.
— Вас вызывает Уэль Аоруиной, — сообщил секретарь, когда я растирался полотенцем.
— Пусть подождет пять минут, — буркнул я. — Видишь, душ принимаю? Мог бы сам догадаться и предупредить инспектора…
— Я так и сделал, — спокойно отозвался секретарь. — Заодно и вас предупредил, поскольку инспектор не отключился и ждет на связи.
Набросив на себя халат, я посмотрелся в зеркало. От полоскания нос стал красным, распух, и никаких запахов, кроме трупного, не ощущалось. Снова побрызгался какими-то духами, но аромата не почувствовал, зато трупный запах вроде бы усилился. Похоже, я напрочь лишился обоняния.
— Ждет на связи… — раздраженно бормотал я себе под нос. — Не терпится узнать подробности…
Я взялся за ручку двери да так и застыл, не открыв ее. Навязчивый запах тлена сбивал с мысли, мешал аналитически осмыслить происшедшее, поэтому я только сейчас понял неадекватность восприятия трагедии. Нет, не Уэлем Аоруиноем, он-то как раз реагировал почти по-человечески, требуя от меня отчета. А вот медиколог воспринял все совсем по-иному — его гораздо более интересовал раздавленный Араней, чем останки Гримура и Ктесия, и экивоки в сторону того, что Борацци часто приходилось иметь дело с трупами, не могли служить оправданием. Он вел себя так, словно они не люди, не его товарищи, с которыми он работал, а так, нечто несущественное. Как он сказал: «Идите, я здесь сам приберусь…» Будто невзначай уронил из трубки на ковер табачный пепел и сейчас возьмет веник и подметет.
Выйдя из душевой, я не стал связываться с Аоруиноем, а прошел в спальню, достал из потайного кармашка чемодана жетон и опустил его в приемную щель кодов доступа к системе жизнеобеспечения.
— Знакомься, — приказал секретарю.
— Высший уровень допуска, — откликнулся он.
— Кто-нибудь предъявлял на платформе такой жетон?
Пару секунд секретарь помолчал, проверяя запрос в общей системе жизнеобеспечения, затем уклончиво ответил:
— Пока нет.
— Тогда заблокируй вход в коттеджи коммодора и координатора и никого, кроме меня, туда не допускай. Кстати, за последний час в их коттеджи никто посторонний не заходил?