Антропологическая поэтика С. А. Есенина. Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций
Шрифт:
Одежные омонимы и дериваты, образующие не-одежное семантическое поле
В русском языке встречаются «одежные омонимы» и «одежные дериваты», образованные от названий частей одежды благодаря традиционным представлениям о сути одежды, но относящиеся к иному семантическому полю, далекому от обозначения одеяний человека. В повести Есенина «Яр» (1916) имеется «одежный омоним» – рукав реки: «Это был остров затерявшегося рукава реки. <…> Но как-то дед Иен пошел драть лыки орешника и переплыл через рукав рек<и> на этот остров» (V, 93).
Яркий пример «одежного деривата» – получение Есениным от будущей тещи оценки черты своего характера при помощи такого приема словообразования. О. К. Толстая жаловалась дочери С. А. Толстой-Есениной в письме из Москвы
Нормативность способов ношения и изображения одежды
Давней русской традиции присуща нормативность в географически-локальном типе одежды, в способах ее ношения и даже хранения (в определенных видах укладки в сундуки). При жизни Есенина эти неписаные правила обращения с народной одеждой сохранялись в сельской местности на Рязанщине (в особо «глухих» ее уголках южной части, удаленных от центральных дорог и не подвергшихся влиянию цивилизации). Хотя родное село Константиново не относилось к подобным «медвежьим углам», тем не менее Есенин имел возможность сталкиваться с жесткими нормативными традициями в отношении крестьянской одежды в других рязанских селениях. Безусловно, Есенину приходилось видеть некоторые разновидности рязанского народного костюма на приезжавших по делам в Рязань коренных уроженцах разных уездов Рязанской губ. Проходя обучение во Второклассной учительской школе в крупном торговом селе Спас-Клепики Рязанского у., юноша, безусловно, обращал внимание на трансформацию исконного клепиковского народного костюма, в котором уже в начале ХХ столетия допускались изменения в тканях и покрое. Позже поэт мог слышать от Н. А. Клюева, около года жившего у сектантов Данковского у., о более строгих обычаях местных крестьян относительно правил изготовления и использования повседневной и праздничной одежды. Во всяком случае, проблемы относительного постоянства и новомодной изменчивости традиционной одежды не остались вне поля зрения наблюдательного поэта.
Показательно, что традиционность народного костюма во всех своих проявлениях подчиняется всеобщей регламентации человеческого бытия в его основополагающей сущности. Русский народный костюм типологичен. Предустановленные предками правила изготовления, ношения, хранения и передачи по наследству крестьянской одежды в своей каноничности соотносятся с предписанностью изображения внешнего облика библейских деятелей (русская иконописная традиция изначально ориентирована на византийскую и догматична).
Ф. И. Буслаев в статье 1866 г. «Общие понятия о русской иконописи» (часть II «Русский Иконописный Подлинник») указывал на настоятельность соблюдения предписаний рукописного руководства по русскому иконописному письму: «…писать подобия священных личностей в том отличительном характере, как это завещано в писаниях и на древнейших иконах… а также относительно одежды…». [1226] Ф. И. Буслаев привел множество выписок, как в Подлиннике рекомендовано изображать типы одежд и их цвета. Вот один из примеров изображения Рождества Христова:
Три Ангела Господня зрят на звезду: переднему риза лазорь , второму бакан , третьему празелень ; а четвертый Ангел Господень пастырю благовестит: риза на нем киноварь, испод лазорь ; на пастухе риза бакан . Волсви принесоша ему дары: на старом волсве риза вохра с белилы , на втором риза лазорь, испод бакан , на третьем киноварь, испод празелень. Колпаки на них аки на трех отроках (то есть фригийские шапочки, подробность, согласная с древнехристианскими и древними византийскими изображеньями). На другой стороне вельми наклонен Ангел Господень, рукою благословляет пастыря: риза киноварь, испод лазорь ; а под ним стоит пастырь с трубою (как в погодинском Подлиннике): риза на
В отношении одежды из древнерусской иконописи и ее толкований Есенин позаимствовал три момента: 1) названия одеяний ( риза, сорочка ); 2) колористические соотношения; 3) а также названия красок, в некоторых случаях преобразовав их в цветовые определения и атрибутивные глаголы: «На лазоревые ткани // Пролил пальцы багрянец » (IV, 93 – 1915); «Не твоя ли шаль с каймою // Зеленеет на ветру?» (I, 35 – «На плетнях висят баранки…», 1915); «Утро щебетало в лесу птичий молебен и умывало зеленый шелк росою»; «…мать, как она помнила, завернули в белую холстину, накрыли досками и унесли»; «На нем была белая рубашка…» (V, 35, 26, 53 – «Яр», 1916); «И в одежде празднично белой // Ждать, когда постучится гость» (I, 144 – «Хорошо под осеннюю сырость», 1918) и др.
При рассуждении насчет нормативности ношения одежды очень важно уяснить, в отношении кого ставится вопрос. То, что является нормой для мужчины, будет нарушением этикета для женщины, а что является обязательным для человека, окажется противоположным для природного духа, пожелавшего вдруг принять человеческий облик. Особенно зримо это выглядит при сравнении запахивания и застегивания верхней одежды. По народному верованию, по застегнутости одежды на правую полу или на левую можно судить, кем в действительности является первый встречный – человеком или стихийным духом. Можно даже уподобиться ему, поменяв запахивание одежды на противоположное, – чтобы избавиться от нежелательного общения с духом. Однако эти рассуждения действительны в конкретную историческую эпоху – например, во времена Есенина, когда и мужчины, и женщины запахивались одинаково – на правую сторону. (Теперь женщины запахиваются налево; в 2003 г. появились и такие модели женских пиджаков, которые застегиваются сверху на одну сторону, а снизу на другую.)
Другой аналогичный пример разграничения человека и человекоподобного стихийного духа (обычно – лешего) заключается в надевании одежды налицо и наизнанку. Опять же, чтобы отвратить от себя природного духа, надо при встрече с ним вывернуть свою одежду наизнанку.
Стихийным духам в плане особенностей ношения одежды уподоблены ряженые – обычные люди, сознательно принявшие на себя разные личины на Святки и свадьбу в Рязанской обл. (см. ниже).
Характеристика человека – свадебного чина или отдаленного участника свадьбы – происходит в свадебном фольклоре посредством характеристики его одежды, например, в наговоре дружка перед поездкой к венчанию:
Ах вы, молодые ребятки,
Косые на вас заплатки !
Как вы бежали,
Заплатки на вас дрожали ,
Коней у нас перепугали. [1228]
Первое ритуальное надевание одежды
Одежда может быть рассортирована как детская и взрослая, детерминирована по возрастам, представлена по полосоциально-возрастному статусу (девичья и женская – мужская). Являясь атрибутом всякого жизненного этапа, маркером конкретного положения человека в обществе, одежда (особенно народный костюм) высвечивает и постулирует важные обрядовые моменты, среди которых особенно значимым является первое ритуальное надевание одежды. Каждое первое одевание человека в новый наряд ритуальным способом воспроизводит древнюю мировоззренческ ую идею первичности, первозданности, первородности – с одной стороны, и приобщения, вовлечения в сообщество, сопричастности – с другой.