Антымавле - торговый человек
Шрифт:
Боялся подходить близко, рассматривал издали. Крыши на таннытских жилищах железом волнистым покрыты, дырки в стенах с нетающим льдом. А на море усатая лодка появилась, подошла к берегу и за косой встала. До этого знал он о шхунах лишь по рассказам Имлытегина и Гемалькота, а здесь своими глазами увидел. Увидел, и страшно стало: настоящий остров и тоже весь из дерева.
Много танныт сошло на берег. Вещей много выгрузили, как яранги возвышаются, в куче лежат. Ходят танныт по стойбищу, а среди них один высокий, худой, на нерпу-крылатку похожий. Около
Рассказывали энмыкайцы Антымавле, что самый высокий танныт — это главный торговец Ысвенсон, а Пьёт и Коноп его помощники. И все эти вещи Ысвенсона. Оказывается, и танныт разные есть. Одних американами называют, других русилинами.
Приехали и чукчи из других стойбищ. Много байдар на берегу стоит, под ними временные жилища разбиты, костры горят. И чего только не привезли люди: клыки моржовые, шкурки песцов, лисиц, китовый ус. Достали веселящей воды, радостно всем. А дня через три разъезжаться стали.
В любую байдару мог сесть Антымавле — гребцы везде нужны. Но встретился со стариком Рэнтыгыргином из стойбища Вельвун, что за Ванкаремом, и услышал:
— Со мной поедем. Патроны для винчестера дам. Одежду другую тебе надо, твоя старая…
Старик маленького роста, щупленький, глаза бегают, на человека прямо смотреть не могут. Рэнтыгыргин давно приметил юношу-празднохода и решил взять его гребцом к себе в байдару.
Согласился Антымавле. Одежда действительно износилась, и патроны хорошо приобрести. Сел в байдару Рэнтыгыргина, а байдар у старика три, и все таннытскими товарами загружены.
«Разве может чукча иметь столько товаров? — удивился Антымавле. — Наверно, для всех везет».
Бойко и быстро бегал по Рыркайпию Рэнтыгыргин, но как сел в байдару — заболел сразу. Посадил вместо себя на руль другого старика, сделал небольшой навес-палаточку у кормы, заохал и лег на оленьи шкуры… Пожалел его Антымавле.
Идут байдары вдоль берега, опускаются три пары длинных весел в воду, вытирают рукавами кухлянок потные лица гребцы. Спешит Рэнтыгыргин домой, сам стонет, а гребцов подгоняет. С утра до вечера гребут люди и совсем бы из сил выбились, но не пропускает ни одного стойбища Рэнтыгыргин: везде чаю попьет, табаком людей угостит, а те рады. Пока старик новости расскажет, последние вести услышит — отдыхают гребцы.
Идут байдары по морю, льдины обходят. Ровно весла в воду опускаются. А как прошли устье реки Омваам, ветер с северо-запада подул в корму.
— Парус! — приказал Рэнтыгыргин.— Спешить надо, худо, если дорогу льдом закроет.
Журчит у носа байдары вода, волны в стороны расходятся. Отдыхают люди. Сидит Антымавле на носу, а рядом носовой стоит, вперед смотрит.
— Правее! — кричит он.
— Прямо, прямо!
Не видно моря с кормы из-за паруса, а льда много. И как скажет носовой, байдара так и поворачивается, льдины осторожно обходит.
— А я и не знал, что байдара голоса
Рассмеялся тот:
— Да ты что, первый раз, что ли, в море? — и дал очередную команду, заметив небольшую льдинку прямо на носу. — Там же человек сидит — рулевой.
«И как это не догадался я? — смутился Антымавле. — Теперь смеяться будут».
Стих ветер. Опять опустились в воду весла. Лежит Рэнтыгыргин, стонет:
— Скорее гребите. Тело болит, плохая погода будет.
Натягиваются ременные уключины под веслом Антымавле, трется весло о костяную планочку на борту, поскрипывает. Старается Антымавле, на других смотрит:
— Ох! Ох! Как скрип мешает! — вздыхает старик. — Я думал, что праздноход грести умеет.
Не может догадаться Антымавле, на что намекает старик. Сильнее рывки делает, весло от тяжести гнется, того и гляди, сломается.
— Ох-ох! Как скрип мешает!
— Полей водой уключину, — шепнул сосед.
Перестало скрипеть весло, скользит легко по костяной накладке. Прошли Ванкарем мимо. Не стал останавливаться Рэнтыгыргин, домой торопится, на гребцов злой чайкой шипит:
— Скорее, скорее! Совсем мало осталось. Как опустится солнце к морю, так дома будем.
А солнце прошло над краем моря, чуть-чуть над водой поднялось и в спины охотников греет. И чем выше поднимается солнце, тем сильнее припекает. Жарко, кухлянки намокли, пот глаза заливает. Гребут люди, из сил выбиваются. А как пристали к стойбищу, еще сильнее застонал Рэнтыгыргин:
— Ох-ох! Поясница болит, — согнулся, как ребро моржовое, и заковылял к себе в дом.
Не похож на обычные стойбища Вельвун: у Рэнтыгыргина таннытский дом стоит и яранга рядом, между домом и ярангой высокое бревно вкопано, а дальше по галечной прибрежной полосе — яранги остальных жителей стойбища растянулись до самого мыса Онман.
Столпился народ на берегу, сбежались женщины, дети. Гулко хлопают весла о днища байдар, выбивают люди гальку из-под шпангоутов. Доносится дружное: то-о-гок! Подымают на плечи байдары, на стойки несут… Опустилось солнце к самому морю и снова подниматься стало — только тогда народ по ярангам разошелся.
Пошел Антымавле ночевать к соседу по байдаре, задумался:
«И почему такую силу Рэнтыгыргин имеет? Совсем на чукчей не похож. На корме хозяин байдары должен сидеть — не сидит, работать со всеми вместе должен — не работает. Может, верно, больной и жалеют его люди?»
Антымавле задержался в Вельвуне: износилась одежда, обувь, идти дальше не в чем. Дал Рэнтыгыргин, выручил. Получил и винчестер. К своему патронов не нашлось, не привозят больше таких торговцы. Но нехорошо уйти, не отблагодарив за это. Остался…
Чуть плещутся волны у берега, перекатывают ласково гальку, играют камушками. Покачиваются редкие льдины в море. Солнце висит над самой водой. Тишина. Воздух легок и прозрачен, не чувствуется ни малейшего ветерка. Каждый случайный звук разносится по берегу.